Книгу можно купить в : Biblion.Ru 31р.
Оцените этот текст: Прогноз





   Хотите   попасть  на  Вишневую  улицу?  Это  совсем  просто.
Подойдите к полицейскому на перекрестке. Он слегка  сдвинет  на
один  бок  каску,  сосредоточенно  почешет  в  затылке, вытянет
вперед белый, затянутый в перчатку палец и скажет:
   -- Сначала поверните направо, потом налево, еще раз  направо
-- и вы на Вишневой. Всего доброго!
   Идите,  как  сказал  полицейский,  и  окажетесь  на Вишневой
улице, дома на ней стоят на одной стороне, на другой -- парк, а
вишни растут как раз посередине. Вы, конечно, будете искать дом
N 17, ведь эта история  про  него,  и  вы  сразу  его  найдете.
Во-первых,  это  самый маленький дом на Вишневой, во-вторых, он
самый старый и обшарпанный.  Дело  в  том,  что  мистер  Банкс,
который  живет  в этом доме, в свое время спросил миссис Банкс,
чего она хочет --  новый  красивый  дорогой  дом  или  четверых
детей? Того и другого он позволить себе не может.
   Миссис  Банкс хорошенько подумала и решила, что предпочитает
четверых детей. Так и появились на свет сначала один за  другим
Джейн  и Майкл, а затем близнецы -- Джон с Барбарой. Вот почему
семья Банксов жила на Вишневой улице в доме N 17. Стряпала  для
семьи  миссис  Брилл,  на  стол накрывала Эллен, а Робертсон Эй
подстригал газон, чистил ножи и  обувь,  словом,  по  выражению
мистера Банкса, швырял на ветер свое время и его деньги.
   И  еще  с  ними  жила  нянька  Кейт, которую вряд ли стоит и
упоминать, ведь к самому началу этой  истории  она  успела  уже
расстаться с домом N 17.
   --  Ушла  без  предупреждения.  Объявила об уходе и в тот же
день ушла. Что же нам  теперь  делать?  --  сокрушалась  миссис
Банкс.
   --  Как  что?  -- сказал мистер Банкс, надевая туфли. -- Дай
объявление  в  газету.  Хорошо  бы  и  Робертсон  Эй  ушел  без
предупреждения.  Он опять почистил один ботинок. Согласись, вид
у меня сегодня слегка кособокий.
   -- Экая важность! Ты не ответил,  что  нам  делать  с  няней
Кейт.
   --  Праздный  вопрос,  ведь  Кейти-то  уже  нет, -- возразил
мистер Банкс. -- Будь я на твоем месте, я бы не терял времени и
поместил в "Монинг-пейпер" объявление: "Джейн, Майклу, Джону  и
Барбаре Банкс (не говоря уже об их маме) требуется самая лучшая
в  мире  няня за самую скромную плату, и причем немедленно". За
калиткой тут же вырастет очередь лучших в мире  нянь.  Запрудят
всю   улицу,   перекроют   движение,   мне  придется  заплатить
полицейскому миллион, и  я  очень  рассержусь.  Ну,  мне  пора!
Фью-у,  холодно,  как  на Северном полюсе. Восточный ветер, что
ли, подул? С этими словами мистер Банкс  высунулся  из  окна  и
посмотрел  в  конец улицы, где стоял дом Адмирала Бума. Это был
самый великолепный дом на Вишневой. Вишневая очень им гордилась
-- ведь он был по виду настоящий  корабль.  За  оградой  торчал
флагшток,  на  котором  развевался  флаг,  а  на крыше вертелся
золоченый флюгер в виде подзорной трубы.
   -- Так и есть! -- воскликнул мистер Банкс, поспешно закрывая
окно. -- Флюгер Адмирала показывает восточный ветер. Не  зря  у
меня с утра ломит кости. Надену, пожалуй, второе пальто.
   Он  рассеянно  чмокнул  в  нос  жену,  помахал рукой детям и
отправился в Сити.
   В Сити мистер Банкс ходил каждый  день,  кроме,  разумеется,
воскресений  и  праздников.  Он  сидел  там на высоком стуле за
маленькой конторкой и делал  деньги.  Весь  день  он  вырезывал
пенни  и шиллинги, кроны и трехпенсовики. И приносил их домой в
маленьком черном чемоданчике. Иногда он давал детям монетки,  а
они  бросали их в копилки. Но случалось, что монеток не было, и
он говорил: "Банк на ремонте", -- и все  понимали,  что  в  тот
день он вырезал совсем мало денег.
   Ушел  мистер  Банкс  со  своим чемоданчиком в Сити, а миссис
Банкс отправилась в гостиную и стала писать  письма  в  газеты,
просила  их срочно прислать ей нянь и как можно больше; а Майкл
и Джейн сидели наверху в детской и  смотрели  в  окно,  ожидая,
когда  появятся  няни.  Они-то были рады, что нянька Кейт ушла.
Она им совсем не нравилась -- старая, толстая и пахла "перловым
отваром", которым она любила  лечиться.  Новая  няня  наверняка
будет лучше Кейт хотя бы немножко.
   За  окном  быстро  смеркалось,  над парком небо стало совсем
темным. Миссис Брилл с Эллен принесли в  детскую  ужин,  вымыли
близнецов.  Поев, Джейн с Майклом опять сели у окна, дожидаясь,
когда из Сити вернется мистер Банкс, и слушали, как завывает  в
голых   ветках   вишен   восточный   ветер.   Деревья  гнулись,
раскачивались, казалось, даже прыгали, точно хотели вырвать  из
земли  свои  корни.  -- Идет, идет! -- Майкл показал пальцем на
какую-то  фигуру,   тяжело   ударившуюся   о   калитку.   Джейн
всмотрелась в густевшую темноту.
   -- Это не он, -- сказала Джейн. -- Это кто-то совсем другой.
   Незнакомую  фигуру  гнуло и даже подбрасывало напором ветра;
дети разглядели, что это женщина; ей  кое-как  удалось  открыть
задвижку,  хотя в одной руке у нее была большая сумка, а другой
она то и дело придерживала шляпу. Женщина вошла  в  калитку,  и
тут  произошла  странная  вещь: очередной порыв ветра подхватил
незнакомку и перенес по воздуху к самому крыльцу. Похоже  было,
что  ветер донес сначала женщину до калитки, подождал, пока она
откроет ее, опять подхватил и бросил у самого крыльца вместе  с
сумкой  и зонтиком. Стук раздался такой, что затрясся весь дом.
-- Вот здорово!  Настоящее  волшебство!  --  сказал  Майкл.  --
Пойдем посмотрим, кто это!-- позвала Джейн; взяв брата за руку,
она оттащила его от окна и повела на лестницу. Отсюда с верхней
ступеньки было хорошо видно, что делается в прихожей.
   Скоро  из  гостиной  вышла  мама  в сопровождении незнакомой
гостьи.  У  нее  были   блестящие   черные   волосы.   "Как   у
куклы-голландочки",  -- прошептала Джейн. И еще она была худая,
с большими руками и  ногами  и  крошечными  голубыми  глазками,
которые, казалось, буравят тебя насквозь.
   --  Вы  увидите,  это замечательные дети, -- говорила миссис
Банкс.
   Майкл толкнул острым локтем Джейн.
   -- С ними нет  никаких  забот,  --  убеждала  гостью  миссис
Банкс,  как будто сама не верила своим словам. Гостья фыркнула,
она, наверное, тоже не поверила.
   -- Я  хотела  бы  только  еще  спросить  о  рекомендательных
письмах...
   -- Не в моих правилах запасаться рекомендательными письмами,
-- твердо  проговорила  гостья.  Миссис  Банкс  бросила  на нее
растерянный взгляд.
   -- Но я думала... обычное дело... -- запинаясь,  проговорила
она. -- Я хочу сказать, мне казалось, так все поступают.
   --   Старомодный  обычай  --  эти  рекомендательные  письма.
Прямо-таки допотопный.
   А надо сказать, что  миссис  Банкс  больше  всего  на  свете
боялась выглядеть старомодной.
   -- Да, да, конечно, -- поспешно согласилась она. -- Не будем
о них  больше.  Я ведь почему завела разговор... э-э... а вдруг
вам требуются рекомендательные письма... Детская у нас наверху.
   И она  повела  незнакомку  к  лестнице,  ни  на  секунду  не
умолкая.  Может, потому она и не заметила, что происходит у нее
за спиной. Но Джейн с Майклом хорошо видели сверху, что  делала
гостья, шедшая следом за миссис Банкс.
   Прижав  к груди свою огромную сумку, она уселась на перила и
в один миг очутилась на верхней площадке. Такого уж точно никто
никогда не делал. Вниз -- пожалуйста. Джейн с  Майклом  сколько
раз  съезжали  вниз  по  перилам.  Но  вверх -- никогда. И они,
вытаращив глаза, смотрели на гостью.
   -- Ну, стало быть, договорились, -- из груди у мамы вырвался
вздох облегчения.
   -- Договорились, если все здесь будет  по  мне,  --  сказала
гостья,  вытирая  нос  большим  в  красно-белую  клетку носовым
платком.
   -- Что случилось? -- миссис Банкс вдруг заметила  детей.  --
Что вы здесь делаете? Это Мэри Поппинс, ваша новая няня. Джейн,
Майкл,  поздоровайтесь.  А там наши двойняшки, -- мама показала
на комнату, где в кроватках лежали Джон и Барбара.
   Мэри Поппинс переводила буравящий взгляд с Джейн на Майкла и
обратно, словно прикидывала, по душе они ей или нет.
   -- Ну что, подходим? -- спросил Майкл.
   -- Майкл, как ты себя ведешь!  --  рассердилась  мама.  Мэри
Поппинс   долго  разглядывала  детей.  Затем  громко,  протяжно
фыркнула, что, по-видимому, означало -- жребий брошен. И громко
сказала:
   -- Я остаюсь.

   * * *

   -- Она это произнесла так, --  сказала  потом  миссис  Банкс
мужу, -- как будто оказала нам великую милость.
   --  Может,  так оно и есть, -- ответил мистер Банкс, на одну
секунду высунув нос из-за газеты.
   -- А как вы сюда пришли? -- спросила Джейн Мэри Поппинс.  --
Мне показалось, что вас принесло ветром.
   --  Принесло,  --  коротко  ответила Мэри Поппинс, размотала
свой шарф, сняла шляпку и повесила ее на спинку кровати.
   Мэри Поппинс явно не была расположена к разговору. Она то  и
дело фыркала, и Джейн, подавив вздох, замолчала. Но, когда Мэри
Поппинс склонилась над сумкой, Майкл не выдержал.
   --  Какая  странная  сумка!  --  сказал  он  и  потрогал  ее
пальцами.
   -- Ковровая, -- ответила Мэри Поппинс  и  вставила  в  замок
маленький ключик.
   -- Чтобы носить ковры?
   -- Сделана из ковра.
   --  А-а,  -- сказал Майкл, -- понятно. -- Хотя ему ничего не
было понятно.
   Наконец сумка была открыта, и, к удивлению Майкла  и  Джейн,
она оказалась совсем пустой.
   -- Ой! В сумке ничего нет, -- сказала Джейн.
   --  Как  это  нет?  --  Мэри  Поппинс  выпрямилась и сердито
посмотрела на  нее,  как  будто  Джейн  очень  ее  обидела.  --
Говоришь, нет?
   С  этими  словами  она  вынула из сумки белый накрахмаленный
фартук и повязала его поверх  платья.  Затем  извлекла  большой
желтый  кусок мыла, зубную щетку, пачку заколок, пузырек духов,
маленький складной стульчик и коробку сладких пилюль от горла.
   Джейн с Майклом не могли оторвать от нее глаз. --  Но  я  же
сам  видел,--  прошептал Майкл. -- Сумка была совсем пустая. --
Тес, -- зашипела Джейн, глядя,  как  Мэри  Поппинс  достает  из
сумки  большую бутылку с надписью: "По одной чайной ложке перед
сном".
   К горлышку бутылки была привязана ложка. В  эту  ложку  Мэри
Поппинс налила темно-красной жидкости.
   -- Это ваше лекарство? -- спросил с любопытством Майкл.
   -- Нет, твое, -- сказала Мэри Поппинс и протянула ему ложку.
   --  Не  хочу  пить  эту гадость, -- Майкл сморщил нос. -- Не
буду пить. Я не болею! -- закричал он.
   Но Мэри Поппинс так на него смотрела, что он понял -- с Мэри
Поппинс шутки плохи. Было в ней что-то  необычное,  пугающее  и
волнующее.  Ложка  приближалась,  Майкл  вздохнул, зажмурился и
втянул лекарство в рот.  Блаженная  улыбка  расплылась  на  его
лице.  Ух,  какая  сладость!  Он  пошевелил  во  рту  языком  и
проглотил.
   -- Клубничное мороженое! -- воскликнул он. -- Еще можно?
   Но Мэри Поппинс с непроницаемым лицом уже наливала лекарство
для Джейн. В ложку  текла  золотисто-зеленая  густая  жидкость.
Джейн, не пререкаясь, выпила свою порцию.
   --  Лимонный  сироп, -- сказала она, облизнув с наслаждением
губы.
   А Мэри Поппинс уже несла бутылку малышам.
   -- Пожалуйста, не давайте им, -- взмолилась  Джейн.  --  Они
еще очень маленькие. Им это вредно. Пожалуйста!
   Но  Мэри  Поппинс как не слышала; взглянув на Джейн взглядом
укротителя, она  сунула  ложку  в  рот  Джону.  Джон  проглотил
содержимое  с  большим  удовольствием, несколько капель упало к
нему на слюнявчик, и Джейн с Майклом увидели, что на этот раз в
ложке у Мэри Поппинс было молоко. Барбара  тоже  получила  свою
порцию и дважды облизала ложку.
   Пришла  очередь  самой  Мэри Поппинс, она налила себе полную
ложку и с чувством проглотила лекарство.
   -- Ромовый  пуншик,  --  причмокнула  она  губами,  заткнула
бутылку и привязала к горлышку ложку.
   Джейн  и  Майкл смотрели на нее во все глаза, чудеса на этом
не кончились. Поставив бутылку на каминную доску, Мэри  Поппинс
повернулась к детям.
   --  А  теперь  мигом спать, -- сказала она и стала раздевать
их. Нянька Кейт над каждой пуговицей, над каждым крючком  долго
кряхтела  и  охала,  а у Мэри Поппинс, казалось, все само собой
расстегнулось. Не прошло и минуты, как Джейн с Майклом  были  в
своих  кроватях и в неярком свете уличного фонаря смотрели, как
Мэри Поппинс продолжала вынимать из бездонной сумки свои  вещи.
На  свет божий по очереди явилось семь байковых ночных рубашек,
четыре  простых,  пара  туфель  на  высоких  каблуках,  коробка
домино,  две  банные  шапочки  и альбом открыток. Кончилось все
раскладушкой  с  одеялом  и  пуховой  периной;   Мэри   Поппинс
поставила   ее  между  постельками  Джона  и  Барбары  и  стала
укладываться.
   Джейн и Майкл сидели  в  своих  кроватях,  обняв  колени,  и
наблюдали.  Им  было  ясно  --  в  доме  N 17 по Вишневой улице
началась новая жизнь.
   Мэри  Поппинс  принялась  натягивать  через  голову   ночную
рубашку  и  остановилась,  когда  наружу показалась ее макушка:
получился  как  будто  шалаш,  и  Мэри  Поппинс  стала  в   нем
раздеваться. Майкл как завороженный смотрел на все ее действия.
   --  Мэри  Поппинс!  --  вдруг  воскликнул он. -- Вы никогда,
никогда не уйдете от нас?
   В ответ ни звука. Майкл встревожился.
   -- Вы никогда не уйдете от нас? -- повторил он.
   Голова Мэри Поппинс появилась из выреза  рубашки,  глаза  ее
метали громы и молнии.
   --  Еще  одно  слово,  -- грозно возгласила она, -- и я зову
полицейского.
   -- Простите меня, я только хотел  сказать,  --  начал  робко
Майкл,  -- мы не хотим, чтобы вы от нас уходили. -- Он смущенно
замолчал, щеки у него пылали.
   Мэри Поппинс  посмотрела  на  него,  на  Джейн,  фыркнула  и
коротко сказала:
   -- Я уйду, когда переменится ветер.
   Задула свечу и легла спать.
   --  Здорово,  --  сказал  Майкл  не то себе, не то Джейн. Но
Джейн не слышала. Она погрузилась в размышления -- что же у них
в доме произошло?
   Так и поселилась Мэри Поппинс в доме N 17 по Вишневой улице.
И хотя порой  кто-нибудь  из  Банксов,  взрослых  и  маленьких,
вспоминал  со  вздохом сожаления о тихом, безмятежном правлении
няньки Кейт, все в общем были рады, что Мэри Поплине  свалилась
к ним буквально как снег на голову. Мистер Банкс радовался, что
Мэри  Поплине  пришла  одна,  не  нарушив  движения на улице. И
полицейскому не надо платить штрафа.  Миссис  Банкс  тоже  была
рада,  она  с гордостью рассказывала приятельницам, какая у них
сверхсовременная новая няня -- рекомендательные письма для  нее
вообще  не  существуют.  А  миссис  Брилл  и  Эллен были просто
счастливы -- целыми днями сидели они на кухне и пили бессчетное
количество чашек крепчайшего чая, ведь им теперь не  надо  было
кормить  весь  выводок и укладывать спать. И парнишка Робертсон
Эй был доволен Мэри Поппинс --  у  нее  была  всего  одна  пара
туфель, да и ту она чистила сама.
   А  вот  что  чувствовала сама Мэри Поппинс -- этого никто не
знал, ведь Мэри  Поппинс  никогда  никому  не  открывала  своих
секретов.




   -- Каждый третий четверг, -- сказала миссис Банкс, -- с двух
до пяти.
   Мэри Поппинс сверлила ее суровым взглядом.
   --  В  хороших  домах,  мадам,  --  веско произнесла она, --
выходной бывает каждый второй четверг с часу до  шести.  Таково
мое  условие,  иначе  я...  --  Мэри  Поппинс  многозначительно
замолчала, и миссис Банкс поняла:  если  не  согласиться,  Мэри
Поппинс от них уйдет.
   --  Ну  что  же,  пусть будет каждый второй, -- кивнула она,
подумав при этом: досадно, что Мэри Поппинс до таких  тонкостей
знает жизнь в хороших домах.
   И  вот  Мэри  Поппинс  натянула  белые перчатки и сунула под
мышку зонтик: дождя не было, но у зонтика  такая  замечательная
ручка,  что  просто  нельзя  оставлять  его  дома.  И  вы бы не
оставили, будь у вас на зонтике вместо  ручки  голова  попугая.
Кроме  того,  Мэри  Поппинс  была весьма суетная особа и любила
выглядеть самым эффектным образом. Впрочем, она не сомневалась,
что всегда именно так и выглядит.
   Джейн помахала ей вслед из окна детской.
   -- Куда вы идете? -- спросила она.
   -- Пожалуйста, закрой окно, -- строго сказала Мэри  Поппинс,
и голова Джейн тотчас исчезла.
   Мэри  Поппинс  вышла за калитку и, очутившись на улице, чуть
не побежала, точно боялась не угнаться за уходящим днем.
   На углу она свернула направо, затем  налево,  гордо  кивнула
полицейскому,  который  в  ответ  похвалил погоду, и только тут
почувствовала, что выходной день начался.
   Она остановилась у автомобиля, в  котором  никого  не  было,
погляделась  в  ветровое  стекло,  поправила шляпку, разгладила
платье и покрепче прижала локтем зонтик,  убедившись,  что  его
ручка,  а точнее голова попугая, видна всей улице. Мэри Поппинс
сегодня предстояло свидание со Спичечником.
   У Спичечника было две профессии. Во-первых, он  торговал  на
улице  спичками,  как все обычные спичечники, но еще он рисовал
на тротуаре. Чем он в  данную  минуту  занимался,  зависело  от
погоды. Если на улице шел дождь, он продавал спички -- какие уж
тут  картины!  Если  же  светило солнце, он весь день ползал на
коленях  по  асфальту,  рисуя  цветными  мелками  свои   дивные
картины. Он рисовал их стремительно: пока вы шли от перекрестка
до  перекрестка,  он  успевал покрыть созданиями своей фантазии
обе стороны улицы.
   В тот день было холодно, но ясно, и  Спичечник  рисовал.  Он
как  раз  заканчивал  два  банана, яблоко и королеву Елизавету,
завершая ею целую галерею картин, когда Мэри Поппинс подкралась
к нему сзади на цыпочках.
   -- Эй! -- тихо окликнула она Спичечника.
   Он ничего не видел и не слышал,  он  только  что  пустил  по
бананам  коричневые  точки  и  теперь  тем  же мелком выписывал
кудряшки королевы Елизаветы.
   -- Кхе, -- кашлянула Мэри Поппинс, как умеют кашлять  только
истинные леди.
   Спичечник вздрогнул, поднял голову и увидел ее.
   --  Мэри!  --  воскликнул  он,  и  по его голосу вы сразу бы
поняли, что Мэри Поппинс играет в его жизни очень важную роль.
   Мэри Поппинс потупилась и мыском  туфли  дважды  провела  по
асфальту.  Потом  улыбнулась  мыску,  но улыбка была такая, что
мысок с огорчением признал -- эта улыбка явно предназначена  не
ему.
   --  Сегодня мой день, Берт, -- сказала Мэри. -- День отдыха.
Ты разве не помнишь?
   Спичечника звали Бертом. По  воскресеньям  же  его  величали
Герберт Альфред.
   --  Конечно,  помню,  Мэри!  -- воскликнул он. Только видишь
что... -- он  замолчал  и  грустно  посмотрел  в  свой  картуз,
лежавший   на  тротуаре  рядом  с  последней  картиной:  в  нем
поблескивал всего один двухпенсовик.
   -- Это все, что у тебя есть, Берт? -- сказала Мэри  Поппинс,
и  голос  у  нее  был  такой  веселый,  что  Берт никогда бы не
догадался, что и ей грустно.
   -- Да, все, -- отозвался Берт.  --  Выручка  сегодня  совсем
плохая. Посмотри, ведь казалось бы, как не раскошелиться, узрев
такую прелесть, -- и он кивнул на королеву Елизавету. -- Так-то
вот,  Мэри,  --  вздохнул  он. -- Боюсь, что сегодня я не смогу
угостить тебя чаем.
   Мэри Поплине вспомнила про  пончики  с  малиновым  вареньем,
которыми  угощалась  каждый выходной, и чуть было не вздохнула,
но  вовремя  спохватилась,  увидев  лицо  Спичечника.  И  ловко
обратила вздох в лучезарную улыбку.
   --  Это ничего, Берт, -- сказала она. -- Не расстраивайся. Я
и не хотела пить чай. Что за удовольствие распивать чаи! Пустая
трата времени.
   Согласитесь, Мэри Поппинс повела себя  очень  благородно  --
ведь она так любила пончики с малиновым вареньем!
   Спичечник  тоже  так  подумал,  он  взял  ее обтянутую белой
перчаткой руку  в  свою,  крепко  пожал.  И  они  вместе  стали
рассматривать чудесные цветные картинки.
   -- Сейчас я тебе покажу такую прелесть! Ты еще не видела, --
с гордостью  сказал  он, подводя ее к горе; вершину горы одевал
снег, а склоны были усеяны огромными розами, на которых  сидели
зеленые кузнечики.
   На  этот  раз  из груди Мэри Поппинс вырвался вздох, который
нисколько не мог огорчить ее друга.
   -- О, Берт! -- прошептала Мэри. -- Восхитительно!
   Этим словом Мэри Поппинс хотела сказать, что  картина  Берта
достойна  висеть  в  Королевской  Академии (и Берт понял ее) --
такой большой комнате, где люди выставляют  свои  картины.  Кто
хочет,  может  прийти  и  любоваться;  на  них  долго  смотрят,
долго-долго,  и  вдруг  кто-нибудь  говорит:  "Ах,  Боже,   как
похоже!"
   Спичечник   подвел  Мэри  к  следующей  картине,  еще  более
прекрасной. Это был пейзаж -- деревья, трава, а  в  глубине  --
синее пятнышко моря.
   --  Боже  мой!  --  воскликнула  Мэри Поппинс, наклонившись,
чтобы лучше рассмотреть, но тут же выпрямилась: -- Что с тобой,
Берт?
   Спичечник взял ее за вторую руку, вид у него был  необычайно
взволнованный.
   --  Мэри,  мне пришла в голову такая мысль! Почему бы нам не
войти туда, в эту картину, прямо сейчас, сию минуту?  А,  Мэри?
-- и, держа ее за руки, он потянул ее с этой улицы, подальше от
чугунной  ограды  и  фонарных  столбов.  Ах! Вот они уже там, в
самом центре картины.
   Как здесь было зелено, как покойно, какая нежная травка была
под их ногами! Нет, это невозможно! Почему невозможно?  Зеленые
ветки  шурша  касаются  их шляп, а вокруг их ног водят хороводы
яркие, как радуга, цветы. Мэри с Бертом поглядели друг на друга
-- а сами-то они как изменились! На Спичечнике  был  совершенно
новый  костюм  --  в  зеленую  и красную полоску сюртук и белые
панталоны, а голову его венчала новехонькая соломенная шляпа. И
весь он сиял, как новый шестипенсовик.
   -- Ах, Берт, какой ты красивый! -- восхитилась Мэри.
   Берт на миг онемел, он и сам не мог отвести  глаз  от  Мэри.
Наконец он перевел дух и воскликнул: -- Как здорово!
   И  больше  ни  слова  не  прибавил.  Но  смотрел  он с таким
восторгом, что Мэри достала из  сумки  зеркальце  и  глянула  в
него.
   Она  тоже изменилась. Плечи ее окутывала прелестная шелковая
пелерина в ярких узорах, шею нежно щекотало длинное  страусовое
перо, ниспадавшее с полей шляпы. Ее самые лучшие туфли исчезли,
вместо   них  --  туфельки  неописуемой  красоты  с  блестящими
пряжками в бриллиантах. На руках были те же белые перчатки, под
мышкой -- бесценный зонтик.
   --  Бог  мой!  --  воскликнула  Мэри  Поппинс.  --  Вот   уж
действительно выходной день!
   Любуясь  друг  другом  и собой, они двинулась в глубь рощи и
скоро вышли на  залитую  солнцем  поляну.  И,  представьте,  на
зеленом столе их ожидал послеобеденный чай!
   Вокруг  стола  --  зеленые  стулья,  посреди  него  --  гора
пончиков чуть не до неба, а рядом  большой  медный  чайник.  Но
самое  прекрасное  --  две тарелки с креветками и, конечно, две
вилки -- не руками же их есть.
   -- Ущипните  меня!  --  сказала  Мэри  Поппинс:  ее  любимое
восклицание, когда она очень довольна.
   -- Как здорово! -- подхватил Спичечник. Это было его любимое
восклицание.
   -- Садитесь, пожалуйста, мадам! -- послышался чей-то голос.
   Друзья  обернулись и увидели высокого мужчину, выходящего из
рощи в черном смокинге и с белоснежной  салфеткой,  перекинутой
через руку.
   Мэри  Поппинс  так изумилась, что у нее подогнулись колени и
она не села, а упала на  зеленый  стул  с  таким  шумом,  точно
хлопнула хлопушка. Спичечник, тараща глаза, плюхнулся напротив.
   -- Я официант, как вы, надеюсь, догадываетесь, -- проговорил
человек в черном смокинге.
   -- Да, но на картине вас не было, -- сказала Мэри Поппинс.
   --  Я  стоял  за деревом, и вы меня не заметили, -- объяснил
человек в черном смокинге.
   -- Садитесь, пожалуйста,  --  вежливо  предложила  ему  Мэри
Поплине.
   --  Мне не положено, -- ответил официант, но приглашение ему
явно понравилось.
   -- Ваши креветки, мистер, -- сказал  он,  придвигая  тарелку
Спичечнику.-- И вилка. -- Обмахнув вилку салфеткой, он протянул
ее гостю.
   И Мэри с Бертом приступили к послеобеденному чаю. А официант
стоял рядом, предупреждая каждое их желание.
   --  Все-таки  мы  полакомимся  сегодня пончиками с малиновым
вареньем,  --  сказала  Мэри  Поплине,  протянув  руку  к  горе
пончиков.
   --  Как  здорово!  --  воскликнул Спичечник и взял сразу два
самых больших.
   -- Чай наливать? -- спросил официант и, не дожидаясь ответа,
налил две полные чашки душистого чая.
   Мэри с  Бертом  выпили  по  две  чашки  и  уплели  всю  гору
пончиков.  Затем  встали  из-за  стола  и стряхнули со скатерти
крошки.
   -- Платить не надо,  --  сказал  официант,  прежде  чем  они
успели   попросить  счет.  --  Сегодня  ваш  праздник.  Там  --
карусель. -- И он махнул рукой в сторону лужайки. Мэри с Бертом
взглянули туда -- и правда, вокруг  расписного  столба  кружили
деревянные лошадки.
   --  Все-таки  странно, -- сказала Мэри Поплине. -- Ведь и их
не было на картинке.
   -- Хм,  --  Спичечник  тоже  не  помнил  карусели.  --  Они,
наверное, были на заднем плане.
   Подошли  к  каруселям,  которые  тотчас  замедлили ход. Мэри
Поппинс прыгнула на спину вороного коня, Спичечник  на  серого.
Заиграла  музыка,  и  они  поскакали  --  куда бы вы думали? --
конечно, в Ярмут -- ведь они очень давно хотели посмотреть этот
город. Дорога неблизкая,  и  вернулись  они,  когда  стало  уже
темнеть.
   -- К моему величайшему сожалению, -- учтиво сказал официант,
-- мы  закрываемся  в  семь.  Таковы правила. Вы дорогу обратно
помните? Хотите, я провожу вас?
   Гости кивнули, официант изящно взмахнул салфеткой и повел их
из леса.
   -- Ах, какую  чудесную  картину  ты  нарисовал  сегодня!  --
сказала Мэри, закутавшись в пелерину и взяв Берта под руку.
   --  Я  очень  старался,  Мэри,  -- скромно потупясь, отвечал
Берт. Но вид его говорил, что он очень, очень горд собой.
   Перед  большой  белой  дверью,  точно  нарисованной   мелом,
официант остановился.
   -- Вот мы и пришли. Выход здесь, -- сказал он.
   --  До  свидания  и большое спасибо, -- пожала ему руку Мэри
Поппинс.
   -- До свидания, мадам. -- И официант поклонился низко-низко,
так что стукнулся лбом о колени.
   Потом он кивнул головой Спичечнику, который, склонив  голову
набок,  прищурил  один  глаз  --  такая  уж  у него была манера
прощаться. Мэри тем временем переступила порог -- за ней следом
вышел в белую дверь Спичечник.
   И сразу же все опять переменилось: страусовое перо упало  со
шляпки  Мэри,  шелковая пелерина соскочила с плеч, бриллианты с
туфель исчезли. Яркие краски на  костюме  Спичечника  поблекли,
соломенная  шляпа  превратилась  в  старый, потрепанный картуз.
Мэри Поппинс посмотрела на него и сразу поняла,  что  случилось
--  они  вернулись  на  ту самую улицу, к той самой ограде. Они
стояли на тротуаре. Мэри посмотрела на нарисованную мелом рощу,
ища официанта. Но на картине никого не было.  Все  в  ней  было
мертво  и неподвижно. Карусели -- и те исчезли. Остались только
деревья, трава и синее пятнышко моря.
   Но  Мэри  Поппинс  и  Спичечник  глядели  друг  на  друга  и
улыбались.  Они-то  знали,  что прячется там, в глубине рощи за
деревьями.
   Когда Мэри вернулась вечером домой, Джейн с Майклом кинулись
ей навстречу.
   -- Где вы были? -- наперебой закричали дети.
   -- В Сказочной стране.
   -- А Золушку там видели?
   -- Золушку? Я? -- презрительно сказала Мэри Поппинс. --  Вот
еще, Золушку!
   -- А Робинзона Крузо? -- спросил Майкл.
   -- Робинзона Крузо? Еще чего не хватало!
   --  Какая  же это Сказочная страна! Ни Золушки, ни Робинзона
Крузо. У нас Сказочная страна не такая.
   Мэри Поппинс фыркнула.
   -- Эх вы, даже не  знаете,  что  у  каждого  своя  Сказочная
страна, -- посмотрела она с жалостью на детей.
   И  еще  раз  фыркнув, пошла наверх -- снять белые перчатки и
убрать свой замечательный зонтик.




   -- А вы уверены, что он будет дома? -- спросила Джейн, когда
все они -- Джейн, Майкл и Мэри Поппинс сошли с автобуса.
   --  Разве  может  мой  дядюшка  позволить  себе   такое   --
пригласить нас на чай и в назначенный час уйти из дома? Да кому
это  в  голову могло прийти? - возмутилась обиженная до глубины
души  Мэри  Поппинс.  Сегодня  на  ней  было  синее  пальто   с
серебряными  пуговицами и синяя шляпка в тон, а в те дни, когда
она была так одета, она очень легко обижалась.
   Они шли в гости к дядюшке Мэри Поппинс -- мистеру  Кудри,  а
Джейн  с  Майклом  так  давно  мечтали  об  этом,  что  теперь,
естественно, тревожились - вдруг дядюшки не окажется дома.
   -- А почему его зовут мистер Кудри? Потому что он  кудрявый?
-- спросил Майкл, едва поспевая за Мэри Поппинс.
   --  Его зовут мистер Кудри, потому что у него такая фамилия.
Никаких кудрей у него нет. Он лысый, -- отрезала Мэри  Поппинс.
--  А  если  я  услышу  еще  хоть один вопрос, мы сию же минуту
вернемся  домой.  --  И  она  по   обыкновению   неодобрительно
фыркнула.
   Джейн  с  Майклом  переглянулись и насупились, что означало:
"Давай больше не будем ни о чем ее  спрашивать,  а  то  ведь  и
правда придется идти домой".
   На углу возле лавки табачника Мэри Поппинс поправила шляпку,
чтобы  она сидела на ней прямо. Витрина у этой лавки была очень
странная: если посмотреться в нее, увидишь три своих  копии,  а
если  подольше  смотреть,  то скоро станет казаться, что это не
ты, а целая толпа незнакомцев. Мэри Поппинс  только  ахнула  от
удовольствия,  увидев  трех  Мэри  Поппинс  в  синем  пальто  с
серебряными пуговицами  и  синей  шляпке  в  тон.  Это  зрелище
показалось  ей  столь прекрасным, что она не прочь была увидеть
десяток, нет, три десятка одинаковых Мэри. Чем  больше  --  тем
лучше.
   --  Ну  идемте  же,  --  сказала  она, как будто это Джейн с
Майклом задержали ее у витрины. Повернули  за  угол  и  дернули
шнур  колокольчика  дома  N  3 по улице Робертсон-роуд. Джейн с
Майклом услыхали, как колокольчик звякнул гдето в глубине дома,
и с замиранием сердца подумали, что еще минута -- и  они  будут
пить чай с дядюшкой Мэри Поппинс, мистером Кудри, -- первый раз
в своей жизни.
   -- Если, конечно, он дома, -- сказала Джейн Майклу шепотом.
   В  тот же миг дверь распахнулась и на пороге появилась худая
тоскливого вида особа.
   -- Он дома? -- поспешил спросить Майкл.
   -- Буду премного тебе обязана, -- Мэри  Поппинс  уничтожающе
посмотрела  на  Майкла,  --  если  ты  сделаешь  такую милость,
позволишь все-таки говорить мне.
   -- Добрый день, миссис Кудри, -- вежливо проговорила Джейн.
   -- Миссис Кудри! --  воскликнула  тощая  особа.  --  Как  вы
смеете  называть меня миссис Кудри! Покорно благодарю! Я просто
мисс Персиммон и горжусь этим. Придет  же  такое  в  голову  --
миссис Кудри!
   Вид  у  нее  был  до того рассерженный, что дети подумали --
хорош, должно быть,  мистер  Кудри,  если  мисс  Персиммон  так
неприятно быть миссис Кудри.
   --  Наверху  на  площадке  первая  дверь,  --  сказала  мисс
Персиммон и,  поспешно  удаляясь  по  коридору  в  глубь  дома,
повторяла  на  ходу  тонким,  сердитым  голосом: "Надо же такое
придумать -- миссис Кудри!"
   Джейн с Майклом поднялись вслед за Мэри  Поппинс  на  второй
этаж. И Мэри Поппинс постучала в первую дверь.
   --  Входите!  Входите! -- раздался за дверью громкий веселый
голос.
   И сердце Джейн бешено заколотилось от волнения.  "Дома",  --
взглядом сказала она Майклу.
   Мэри  Поппинс отворила дверь и подтолкнула детей внутрь. Они
увидели большую веселую комнату. В  дальнем  конце  ярко  пылал
камин,  а  посередине  стоял широченный стол, накрытый для чая:
четыре чашки с блюдцами, гора  бутербродов,  хрустящие  хлебцы,
пирожные  с  кокосовым маслом и большой сливовый пирог, облитый
розовой глазурью.
   -- Какая приятная  компания!  --  приветствовал  их  громкий
голос.
   Джейн  с  Майклом  оглянулись -- кому мог принадлежать такой
голосище? Комната явно была пуста. Во всяком случае, они никого
не видели.
   -- Дядя Алберт, -- сердито позвала Мэри Поппинс. -- Опять за
свое? Надеюсь, мы пришли к тебе не в день рождения?
   Мэри Поппинс смотрела  на  потолок.  Джейн  с  Майклом  тоже
задрали   головы  и,  к  своему  удивлению,  увидели  круглого,
толстого лысого человечка, который висел в воздухе,  ничего  не
касаясь.  Он  как  бы даже сидел на чем-то невидимом: одна нога
закинута за другую, рядом отложенная в сторону  газета,  должно
быть, он читал, когда постучали гости.
   --  Дорогая моя, -- сказал мистер Кудри, улыбнувшись детям и
виновато взглянув на  Мэри  Поппинс,  --  к  моему  величайшему
сожалению, так оно и есть. Сегодня у меня день рождения.
   -- Ай-яй-яй! -- покачала головой Мэри Поппинс.
   --  Я  только  вчера  вечером  об этом вспомнил, но было уже
поздно посылать открытку  с  приглашением  на  какой-то  другой
день.  Такая  неприятность! -- воскликнул толстяк, глядя сверху
на Джейн и Майкла. -- Вижу, вы изрядно удивлены,  --  продолжал
он.  И  в  самом  деле,  у детей так широко раскрылись рты, что
мистер Кудри, будь он чуть меньше, мог  бы  нечаянно  упасть  в
один  из  них.  --  Я  вам сейчас все объясню. Дело простое. Я,
знаете ли, большой весельчак, мне  покажи  палец  --  я  так  и
закачусь.  Веселость  моего  нрава безгранична: рассмешить меня
может все на свете.
   И мистер Кудри заколыхался от хохота,  так  его  развеселила
собственная смешливость.
   --  Дядя  Алберт,  --  строго сказала Мэри Поппинс, и мистер
Кудри, поперхнувшись, перестал колыхаться.
   --  Прости,  пожалуйста,  дорогая  Мэри.  Так   на   чем   я
остановился?  Ах  да...  Но  самое смешное заключается в том...
Хорошо, хорошо, Мэри, постараюсь сдерживаться. Самое смешное  в
том,  что если мой день рождения попадает на пятницу, то я могу
лопнуть от смеха, -- сказал мистер Кудри.
   -- Почему? -- спросила Джейн.
   -- Да, почему? -- подхватил Майкл.
   -- Потому что в этот день я  надуваюсь  смехотворным  газом.
Лопаться,  конечно,  не  лопаюсь,  но вверх лечу, как воздушный
шар. Я  просто  не  могу  удержаться  на  земле.  Даже  если  я
всего-навсего улыбаюсь, все равно так и взмываю в небо. Знаете,
как смешно походить на облако? Тут уж никакая серьезная мысль в
голову  не  полезет, -- мистер Кудри при этих словах захихикал,
но, взглянув на Мэри Поппинс, проглотил смешок и продолжал:  --
Разумеется,  это  отступление  от  приличий,  но  довольно-таки
приятное. С вами такого не бывало?
   Джейн с Майклом замотали головами.
   --  Думаю,  что  нет.  По-моему,  это   мое   индивидуальное
свойство. Помню, однажды накануне такой пятницы я ходил в цирк.
Так на другой день я столько смеялся, что, верите ли, пол суток
провисел  под  потолком.  И опустился на пол только в полночь с
последним ударом часов. Хлопнулся,  точно  пистолет  выстрелил.
Ведь   после   полуночи  уже  суббота,  значит,  день  рождения
кончился. Не правда ли, забавно? И вот сегодня  опять  пятница,
снова мой день рождения. И вы с Мэри у меня в гостях. Боже мой,
да не смешите меня, очень вас прошу...
   И  хотя  Джейн  с  Майклом и не думали его смешить, а просто
таращились на него в изумлении,  мистер  Кудри  не  выдержал  и
громко  захохотал.  Он  подлетал вверх, падал, как в яму, снова
подлетал, шурша газетой, которую сжимал в руке, а  очки  так  и
плясали у него на носу.
   Он  парил, как пузырь воздуха в кипящей воде, хватался то за
газовую горелку, то за потолок, и вид у него был такой смешной,
что Джейн и Майкл, хотя и старались вести себя как  воспитанные
дети,  еле-еле  удерживались,  чтобы  не  прыснуть.  Смех так и
распирал их, они плотно сжимали губы, но и это не помогало. Они
перестали бороться, упали на пол и катались, визжа и всхлипывая
от хохота.
   -- Ну и ну, -- сказала Мэри Поппинс. -- Что за манеры!
   --  Я...  я  не  могу  перестать,  --  захлебывался   Майкл,
ударившись  о  каминную  решетку.  -- Это... это ужасно смешно.
Правда, Джейн?
   Джейн ничего не ответила, с ней вдруг стало твориться что-то
странное: тело становилось легче, легче, будто в  него  вдували
воздух,  --  удивительное  и  приятное  чувство.  Ей захотелось
смеяться еще громче.  Она  подпрыгнула  и  вдруг  ощутила,  что
летит.  Майкл  вытаращил  глаза  --  его  сестра Джейн парила в
воздухе. Она легонько стукнулась головой о потолок,  поплыла  в
сторону мистера Кудри и скоро схватилась за него.
   --  Ого! -- удивился мистер Кудри. -- Неужели у тебя сегодня
тоже день рождения?
   Джейн отрицательно покачала головой.
   --  Нет?  Выходит,   смехотворный   газ   заразителен.   Эй,
осторожней, каминная доска!
   Майкл  тоже  полетел, сотрясаясь от громоподобного хохота, и
нечаянно задел фарфоровые статуэтки, стоявшие над камином.  Еще
один миг -- и он опустился прямо на колено мистеру Кудри.
   --  С  прибытием! -- сказал мистер Кудри, пожав ему руку. --
Это так любезно с твоей стороны.  Я  ведь  не  могу  спуститься
вниз. Так ты сам ко мне поднялся. Это поджентльменски.
   Тут  они с Майклом посмотрели друг на друга, откинули головы
и залились пуще прежнего.
   -- Ох, что это я! -- вдруг воскликнул мистер Кудри, поглядев
на Джейн. -- Ты скажешь, что более  невоспитанного  человека  в
своей  жизни не видала. Я давно должен был предложить юной леди
сесть. Боюсь, стул не могу тебе предложить. Советую сесть прямо
на воздух, увидишь, как удобно.
   Джейн села, и оказалось, что сидеть на воздухе так же мягко,
как в кресле. Она сняла шляпу и положила рядом. Шляпа  повисла,
как на вешалке.
   --  Прекрасно,  --  сказал  мистер Кудри и посмотрел вниз на
Мэри Поппинс.
   -- Ну, Мэри, мы здесь устроились. Теперь  подумаем  о  тебе,
дорогая.  Должен сказать, я счастлив, что двое моих юных друзей
вместе с тобой сегодня  навестили  меня.  Ты  нахмурилась?  Ты,
верно, не одобряешь... э... все это.
   Он махнул в ее сторону рукой и быстро прибавил:
   --  Приношу извинения, Мэри. Но ты ведь давно знаешь эту мою
особенность. Поверь, я понятия не имел,  что  мои  юные  друзья
окажутся  столь  восприимчивы  к смехотворному газу. Правда, не
имел, Мэри. Надо было пригласить вас в какой-нибудь другой день
или сразу же рассказать что-нибудь очень печальное.
   -- Не нахожу слов, -- оскорблено проговорила  Мэри  Поппинс.
-- Никогда в жизни не видела подобного зрелища. И это в твои-то
годы, дядюшка...
   --  Мэри  Поппинс,  Мэри  Поппинс,  --  прервал ее Майкл, --
присоединяйтесь к нам. Подумайте о чем-нибудь смешном и тут  же
очутитесь здесь. Увидите, это совсем просто.
   -- Пожалуйста, Мэри, постарайся, -- попросил и мистер Кудри.
   --  Нам  здесь  так  скучно  без  вас,  --  сказала  Джейн и
протянула к ней руки. -- Ну, подумайте о смешном.
   -- Ей это не нужно, -- вздохнул мистер Кудри.  --  Ей  стоит
захотеть,  и  она  куда хочешь улетит. Без всякого смеха, и она
это знает.
   Он посмотрел на Мэри Поппинс, а она все так и  стояла  внизу
одна на коврике перед камином.
   --  Ну,  что  ж, -- решительно сказала Мэри Поппинс, -- хоть
это глупо и унизительно для человеческого достоинства,  но  раз
уж вы там и, по-видимому, не в состоянии спуститься, мне ничего
не остается, как присоединиться к вам.
   И  с  этими словами, к изумлению Джейн и Майкла, она прижала
руки к бокам и, не издав  ни  смешка,  даже  без  тени  улыбки,
взлетела вверх и села на воздух рядом с Джейн.
   -- Сколько раз можно говорить, хотела бы я знать, -- сказала
она  сварливо,  -- что, войдя в теплое помещение, нужно снимать
пальто? -- Она расстегнула пальто Джейн, сняла его и  аккуратно
положила на воздух рядом со шляпой.
   --  Совершенно справедливо, Мэри, совершенно справедливо, --
закивал мистер Кудри,  нагнулся  и  положил  очки  на  каминную
доску. -- Ну вот, мы все четверо очень уютно устроились.
   -- Уют уюту рознь, -- буркнула Мэри Поппинс.
   --  А  теперь  можно  и  чаю попить, -- продолжал, как бы не
слыша, мистер Кудри. И вдруг огорченно заморгал. --  Боже  мой!
--  воскликнул  он. -- Как ужасно! Я только сейчас сообразил --
стол-то внизу, а мы здесь, под потолком. Что же теперь  делать?
Мы  здесь  -- он там. Трагедия! Ужасная трагедия! Можно умереть
со  смеху!  --  Он  прикрыл  лицо  носовым  платком  и   громко
расхохотался.
   Джейн с Майклом, которым не хотелось остаться без пирожных и
хрустящих  хлебцев,  тоже  не  могли удержаться и засмеялись --
веселость мистера Кудри была прилипчива, как заразная болезнь.
   Мистер Кудри вытер платком глаза.
   -- Нам может помочь только  одно,  --  сказал  он.  --  Надо
подумать о чем-то серьезном. О чем-то очень, очень печальном. И
тогда  мы приземлимся. Давайте -- раз, два, три! О чем-то очень
печальном!
   Майкл подумал о школе:  когда-нибудь  и  ему  придется  рано
вставать  и  ходить  в  школу.  Но  почему-то сегодня эта мысль
только еще сильнее рассмешила его.
   А Джейн подумала о другом. "Через четырнадцать лет  я  стану
взрослой",  --  пронеслось у нее в голове. Но ничего печального
она в этот раз не почувствовала. Наоборот,  мысль  была  вполне
приятная.  И Джейн улыбнулась, представив себя в длинной юбке и
с изящным ридикюлем в руке.
   -- Ах, моя бедная  старая  тетушка  Эмили,  --  вслух  думал
мистер  Кудри.  --  Ее  переехал  омнибус. Печально. Невыносимо
печально. Бедняжка Эмили. Но зонтик-то ее спасли. А это уже  не
так печально. Я бы даже сказал -- это смешно...
   Не  успел  он  закрыть  рта, как опять заколыхался от смеха:
надо же -- спасли зонтик!
   --  Нет,  ничего  не  получается,  --  сказал   он,   громко
сморкаясь. -- Сдаюсь. Да и мои юные друзья столь же бестолковы.
Может, ты, Мэри, нам поможешь? Мы так хотим чаю.
   Джейн  и Майкл и по сей день не находят объяснения тому, что
произошло  дальше.  Одно  несомненно:   только   мистер   Кудри
проговорил  последние слова, как внизу стол зашевелился, опасно
накренился и, звеня чашками, подбрасывая пирожные на  тарелках,
поплыл  вверх  и,  описав  плавный  круг, завис в воздухе перед
мистером Кудри.
   -- Вот молодец, -- мистер Кудри  с  гордостью  посмотрел  на
Мэри  Поппинс. -- Я знал, Мэри, что ты хороший товарищ. Занимай
место напротив и будь, пожалуйста, за хозяйку.  А  гости  сядут
слева  и справа. Отлично, Майкл, -- похвалил он, видя, как тот,
ловко подпрыгнув, опустился с правой  стороны  от  него.  Джейн
села слева. И все четверо приступили к чаепитию.
   Мистер Кудри довольно улыбнулся.
   -- Обычно принято начинать с бутербродов, -- посмотрел он на
Джейн  с  Майклом. -- Но сегодня мой день рождения. И мы начнем
наоборот -- со сладкого пирога! Мне  такой  порядок  больше  по
душе.
   И он отрезал каждому по огромному куску.
   --  Еще  чаю? -- спросил он Джейн. Не успела она ответить, в
дверь раздался резкий частый стук.
   -- Войдите, -- ответил мистер Кудри.
   Дверь отворилась, и в комнату вошла мисс Персиммон, неся  на
подносе чайник с кипятком.
   --  Я  подумала,  мистер  Кудри,  --  сказала она, удивленно
оглядывая  пустую  комнату,  --  вам,  наверное,  нужно  еще...
Господи  помилуй!  --  воскликнула она, увидев хозяина и гостей
сидящими вокруг стола под потолком. -- Такого я еще в жизни  не
видывала.  Я  всегда,  мистер  Кудри,  считала  вас чудаком. Но
закрывала на все глаза. Ведь за квартиру вы  платите  исправно.
Но  такое  странное  поведение...  пить чай со своими гостями в
воздухе...   Я,   мистер    Кудри,    поражена.    Это    такая
невоспитанность... для джентльмена ваших лет... Я бы никогда не
смогла...
   -- Еще как смогли бы, мисс Персиммон! -- сказал Майкл.
   -- Что смогла бы? -- заносчиво дернула головой хозяйка.
   -- Заразиться смехотворным газом, как мы с Джейн.
   Мисс Персиммон презрительно сощурилась.
   -- Надеюсь, молодой человек, -- сказала она, -- я достаточно
уважаю  себя  и  никогда  не  опушусь  до того, чтобы прыгать в
воздухе, как футбольный мяч. Я крепко стою ногами на земле, или
я не Эйми Персиммон. И... о, Господи, что это... Боже мой! БОЖЕ
МОЙ! Я лечу! На помощь! НА ПОМОЩЬ!
   Да, мисс Эйми Персиммон, вопреки себе, оторвалась  от  земли
и,  качаясь,  полетела  по воздуху, как узкий длинный воздушный
шар,  изо  всех  сил  жонглируя  подносом.  Чуть  не  плача  от
расстройства, она подлетела к столу и опустила поднос на стол.
   --  Большое  спасибо, -- спокойно и вежливо поблагодарила ее
Мэри Поппинс.
   Мисс Персиммон повернулась и плавно полетела вниз, шепча про
себя:   "Такое    унижение...    только    подумать...    такая
добропорядочная,  рассудительная  женщина.  Нет, мне необходимо
повидать доктора".
   Коснувшись ногами  пола,  она  опрометью  бросилась  вон  из
комнаты,  заламывая  на  ходу  руки  и  ни разу не обернувшись.
"Такое унижение!" -- еще раз послышался ее вопль,  и  дверь  за
ней захлопнулась.
   --  Выходит, никакая она не Эйми Персиммон, раз она все-таки
не так твердо стоит на земле, -- прошептала Джейн Майклу.
   А мистер Кудри  глядел  на  Мэри  Поппинс  странным,  слегка
укоризненным взглядом.
   --  Мэри,  Мэри,  все-таки  не  надо  было... не надо, Мэри.
Бедная старуха никогда теперь не опомнится, помяни  мое  слово.
Ну и вид же у нее был! Как она смешно летала -- вперевалочку!
   И  тут  он  вместе  с  Джейн  и  с  Майклом опять захохотал,
схватившись за бока: он вспомнил, какой смешной вид был у  мисс
Эйми Персиммон.
   --  Ради  Бога,  --  взмолился  Майкл.  --  Перестаньте меня
смешить. Я больше не вынесу. Я сейчас лопну!
   -- Ох, ох, ох! --  ловила  ртом  воздух  Джейн,  держась  за
сердце.
   --  Господи,  спаси  и  помилуй!  --  рокотал  мистер Кудри,
вытирая глаза полой смокинга, потому что  никак  не  мог  найти
носового платка.
   --  ПОРА  ИДТИ  ДОМОЙ, -- прозвучал иерихонской трубой голос
Мэри Поппинс, перекрывая раскаты хохота.
   И тут внезапно, как от  хорошей  встряски,  Джейн,  Майкл  и
мистер  Кудри  полетели  вниз.  И  приземлились  все  разом  со
странным стуком.
   Пора идти домой -- это была первая печальная мысль  за  весь
вечер.  Только  она мелькнула в голове, смехотворный газ из них
вышел и они очутились на полу.
   Вздохнув,  Джейн  с  Майклом  смотрели,  как  Мэри   Поппинс
медленно опускается вниз, держа в руках пальто и шляпу Джейн.
   Мистер  Кудри  тоже  вздохнул  -- долгим, глубоким и тяжелым
вздохом.
   -- Какая жалость, -- протрезвевшим голосом сказал он, -- что
вам надо идти домой. Я еще никогда в жизни так не веселился.
   -- И я никогда, -- печально кивнул Майкл. Как  скучно  снова
очутиться  на  земле  и  не  чувствовать, как тебя уносит вверх
смехотворный газ.
   -- И я никогда, -- сказала Джейн, стоя в дверях на  цыпочках
и  целуя  сморщенные,  как сухое яблоко, щеки мистера Кудри. --
Никогда, никогда...
   ...Они возвращались домой в автобусе, сидя по обе стороны от
Мэри Поппинс. Они  сидели  притихшие,  вспоминая  веселый  день
рождения. Вдруг Майкл спросил Мэри сонным голосом:
   -- А ваш дядюшка часто так себя ведет?
   -- Как? -- сурово переспросила Мэри Поппинс, как будто Майкл
сказал ей что-то обидное.
   -- Ну, летает, смеется, кувыркается в воздухе.
   --  В  воздухе? -- голос у Мэри Поппинс был совсем сердитый.
-- Что это значит -- кувыркается в воздухе?
   -- Майкл хотел сказать, -- пришла брату на помощь Джейн,  --
часто  ли  ваш  дядюшка надувается смехотворным газом и плавает
под потолком?
   -- Плавает под потолком? Что за  вздор!  Под  потолком!  Мне
стыдно  за  вас,  как  можно  даже  предполагать такое! -- Мэри
Поппинс была воплощенное негодование.
   -- Но ведь он летал! Мы сами видели, -- сказал Майкл.
   -- Что? Видели, как  он  летает  под  потолком?  Да  как  вы
смеете!  Знайте,  мой  дядюшка  --  трезвый  человек,  честный,
трудолюбивый.  Вам  следовало  бы  говорить  о  нем  с  большим
почтением.  И,  пожалуйста,  не  ешьте  ваши  проездные билеты.
Летает под потолком! Надо же такое придумать!
   Майкл и Джейн взглянули друг на друга, но больше  ничего  не
сказали:  они знали, что с Мэри Поппинс лучше не спорить, какие
бы странные вещи она ни говорила.
   Во взгляде, которым они обменялись, сквозил вопрос: "Но  все
же летал мистер Кудри под потолком или нет? Кто прав -- они или
Мэри Поппинс?"
   Ответить на этот вопрос было некому.
   Автобус ехал и ехал, бешено трясясь и подпрыгивая.
   Мэри  Поппинс  сидела  между  ними, обиженная, безмолвная, а
дети -- они ведь в тот день очень устали -- скоро привалились к
ней с боков и крепко  уснули.  Но  и  во  сне  решали  они  эту
загадку...




   Мисс Ларк жила в соседнем доме.
   Но,  прежде  чем  рассказывать дальше, я должна описать этот
соседний дом. Это был великолепный дом, самый  лучший  на  всей
улице  Вишневой.  Говорят,  что даже Адмирал Бум завидовал дому
мисс Ларк, хотя у его собственного  дома  вместо  обычных  труб
были  пароходные,  а  во дворе стояла мачта с флагом. Много раз
обитатели Вишневой улицы слышали,  как  Адмирал  Бум,  проезжая
мимо дома мисс Ларк, восклицал:
   -- Разрази меня гром! Что ей делать с таким домом, как этот?
   А  причиной  зависти Адмирала были двое ворот в ограде дома.
Одни -- для родственников и друзей мисс Ларк, а другие  --  для
мясника, булочника и молочника.
   Однажды  булочник  ошибся  и вошел в ворота, предназначенные
для родственников и друзей. Мисс  Ларк  так  рассердилась,  что
решила  больше  не  покупать  у  него  хлеба. В конце концов ей
пришлось простить булочника, ведь он один во всей  округе  умел
печь  вкусные булочки с хрустящей завитушкой наверху. Но своего
расположения она лишила его навсегда, и, входя к ней в дом,  он
натягивал  картуз  почти до самых глаз, чтобы мисс Ларк приняла
его за кого-нибудь другого. Но не было случая, чтобы мисс  Ларк
обозналась.
   Джейн  с  Майклом всегда знали, гуляет ли мисс Ларк у себя в
саду или идет по улице: она носила так много брошек, ожерелий и
серег, что ее движения сопровождались звяканьем и звоном. Точно
шла не мисс Ларк, а целый оркестр. Завидев  детей,  она  всегда
говорила одно и то же:
   --  Доброе утро (или "добрый вечер", если дело шло к ужину),
-- и прибавляла: -- Как мы сегодня себя чувствуем?
   Джейн с Майклом не понимали, о чьем самочувствии  мисс  Ларк
спрашивает -- их, или своем, или Эндрю.
   Поначалу  они  отвечали  только  "Добрый  вечер" или "Доброе
утро", в зависимости от времени дня.
   Весь день, где бы они ни были,  они  слышали  громкий  голос
мисс Ларк:
   -- Эндрю, где ты? -- кричала она. Или:
   -- Эндрю, не смей выходить на улицу без камзольчика. -- Или:
   -- Эндрю, иди скорее к своей мамочке!
   Если  бы вы не знали, кто такой Эндрю, вы могли бы подумать,
что это маленький мальчик. Джейн была уверена,  что  мисс  Ларк
считает  Эндрю  маленьким  мальчиком.  Но  Эндрю  вовсе  не был
мальчишкой. Эндрю был пес, маленький,  с  пушистой  шелковистой
шерсткой.  Такие  собачки,  пока  не  залают, похожи на меховую
горжетку. Но зато, когда залают, уже никакого сомнения нет, что
это настоящая собака. Никакая  меховая  горжетка  не  могла  бы
произвести столько шума.
   Эндрю,  надо  вам  сказать, вел такую роскошную жизнь, точно
был переодетый персидский шах. Он спал в комнате мисс  Ларк  на
шелковой  подушке;  два  раза  в  неделю  ездил  в автомобиле к
парикмахеру, где его мыли шампунем; каждый день пил  сливки,  а
иногда  даже  завтракал  устрицами; у него было четыре выходных
разноцветных сюртучка в  клетку  и  полоску.  Словом,  у  Эндрю
каждый  день  был  праздником. На день рождения для Эндрю пекли
пирог и зажигали на нем две  свечи,  хотя  всем  известно,  что
положено зажигать всего одну.
   Вследствие  всего  этого  Эндрю  терпеть  не могли обитатели
Вишневой. Они насмехались над ним, когда  он  ехал  в  легковом
авто  к парикмахеру, одетый в свой лучший камзольчик и накрытый
меховой попонкой. А тут мисс Ларк  еще  вот  что  придумала  --
боясь  простуды,  купила  ему две пары кожаных башмачков, чтобы
Эндрю мог гулять по парку в любую  погоду.  И  когда  он  вышел
обутый  на  улицу, вся Вишневая высыпала потешиться над бедным,
ни в чем не повинным псом.
   Однажды Джейн с  Майклом  глядели  на  Эндрю  сквозь  забор,
отделяющий дом N 17 от соседнего дома.
   -- Фу, какой дурак, -- заявил Майкл.
   --  Откуда  ты  знаешь,  что  он  дурак? -- поинтересовалась
Джейн.
   -- Знаю, потому что папа так его назвал  сегодня  утром,  --
ответил Майкл и стал дразнить Эндрю.
   --  Он  не  дурак,  --  сказала  Мэри Поппинс, -- и не будем
спорить.
   Мэри Поппинс была права. Эндрю отнюдь не был глупым псом.  И
вы скоро в этом убедитесь.
   Только,  пожалуйста, не думайте, что он не уважал мисс Ларк.
Уважал. Даже любил ее по-своему,  не  выказывая  своих  чувств.
Разве  мог  он не любить женщину, которая была так добра к нему
чуть не с самого его рождения. Даже несмотря  на  то  что  она,
пожалуй,  слишком  много  ласкала и целовала его. Но в одном не
было  сомнения  --  жизнь,  которую  вел  Эндрю,  угнетала  его
бесконечно.  Он  отдал бы половину своих богатств, если бы имел
таковые, за добрый кусок сырого мяса вместо ежедневных  куриных
грудок и омлетов со спаржей.
   Надобно знать, что в самой глубине сердца Эндрю мечтал стать
обычной  дворняжкой.  Проходя  мимо  своей родословной, которая
украшала стену гостиной мисс Ларк, он всякий раз содрогался  от
стыда. Сколько раз сетовал он, что имеет таких знаменитых отца,
деда и прадеда. Надо же разводить вокруг них столько шуму!
   Эндрю  не  только  мечтал  стать  дворняжкой,  но и дружил с
одними дворнягами. Улучив минутку, убегал к калитке и ждал  там
появления  друзей,  с которыми можно переброситься парой слов о
простых собачьих делах. Но это бывало так редко! Увидев  его  у
калитки, мисс Ларк тотчас звала его:
   -- Эндрю, Эндрю, иди сюда, мой красавчик! Перестань общаться
с этими ужасными беспризорными дворнягами!
   И,  конечно,  Эндрю вынужден был идти домой. Иначе мисс Ларк
шла к калитке и уносила его  домой  на  руках,  опозорив  перед
друзьями.   Красный   от   стыда,  Эндрю  поспешно  взбегал  по
ступенькам, чтобы другие  собаки  не  слышали,  какими  словами
осыпала его мисс Ларк. Тут было и "бесценный", и "счастье мое",
и "мой маленький сахарочек".
   Задушевным другом Эндрю был не просто дворовый пес, а притча
во языцех всей улицы. Он не только был помесью эрдель-терьера с
Лабрадором,  но  и  умудрился  взять от той и другой породы все
самое худшее. Когда бы ни завязалась на улице собачья драка, он
был всегда в самой  ее  гуще,  вечно  грызся  с  почтальоном  и
полицейскими,  а  больше  всего  любил  рыться в помойках или в
сточной канаве. Он сумел насолить всей улице. И не один  житель
говаривал в сердцах -- какое счастье, что это отродье -- не его
собака!
   А  Эндрю  любил его и постоянно ожидал с ним встречи. Иногда
им удавалось только приветливо обнюхать  друг  друга  в  парке,
изредка выпадала удача -- побеседовать у калитки. Эндрю узнавал
от  своего  друга  все городские новости, и по ухмылке большого
пса можно было догадаться, что они были не такие уж невинные.
   И всегда на самом интересном месте раздавался из окна  голос
мисс  Ларк,  большой пес вставал, показывал ей язык, подмигивал
Эндрю и уходил, вихляя задом. Чихать он на нее хотел!
   Эндрю, конечно, не разрешалось выходить  за  калитку,  разве
только  с  мисс  Ларк  на прогулку или с горничной к ветеринару
подрезать коготки.
   Вообразите теперь удивление Джейн и Майкла, увидевших  Эндрю
одного  в  парке;  он  пробежал  мимо  них, прижав уши и задрав
хвост, как будто напал на след тигра.
   Мэри Поппинс резко остановила коляску -- вдруг Эндрю в  пылу
погони опрокинет коляску вместе с близнецами.
   --  Эй,  Эндрю!  Где  твой камзольчик? -- закричал ему вслед
Майкл, стараясь подражать визгливому голосу мисс Ларк.
   -- Эндрю,  несносный  мальчишка!  --  вторила  брату  Джейн,
гораздо  лучше  подражая  голосу  мисс  Ларк,  в чем нет ничего
удивительного, ведь она была девочка.
   Эндрю заносчиво поглядел на них, а на  Мэри  Поппинс  громко
затявкал.
   -- Тяф! Тяф! -- повторил он быстро несколько раз.
   --  Постой,  постой. Мне кажется, первый направо, второй дом
по левой стороне, -- сказала Мэри Поппинс.
   -- Тяф? -- спросил Эндрю.
   --  Нет,  сада  нет.  Только  огород  сзади.  Ворота  обычно
открыты.
   Эндрю опять что-то протявкал.
   --  Не  уверена,  --  сказала  Мэри Поппинс. -- Но думаю, ты
прав. Обычно появляется домой к послеобеденному чаю.
   Эндрю кивнул и со всех лап побежал дальше.
   Глаза у Джейн и Майкла стали круглые, как блюдца.
   -- Что он сказал? -- выпалили оба, задыхаясь от волнения.
   -- Ничего, он просто гуляет себе, и  все,  --  сказала  Мэри
Поппинс  и  плотно  сжала  губы,  чтобы ни одно слово больше не
вылетело у нее изо рта. Джон и Барбара громко  гулили  в  своей
коляске.
   -- Нет, не просто! -- возразил Майкл.
   -- Он не может просто так гулять! -- поддержала брата Джейн.
   --  Вам,  конечно,  виднее. Как всегда, -- сказала, вздернув
нос, Мэри Поппинс.
   --  По-моему,  он  спрашивал  у   вас   чей-то   адрес.   Он
наверняка...  --  начал  было  Майкл, но Мэри Поппинс, фыркнув,
перебила его:
   -- Если ты все знаешь, зачем меня  спрашиваешь?  Я  ведь  не
справочная книга.
   --  Перестань,  Майкл,  --  вмешалась Джейн. -- Мэри Поппинс
ничего нам не скажет, если ты будешь говорить таким тоном. Мэри
Поппинс, пожалуйста, скажите нам, о чем вы говорили с Эндрю?
   -- Спрашивай у него. Он  все  знает,  мистер  Всезнайка,  --
ответила Мэри Поппинс, презрительно кивнув в сторону Майкла.
   --  Нет,  Мэри  Поппинс,  я не Всезнайка. Правда, правда, не
Всезнайка. Скажите, пожалуйста.
   -- Полчетвертого. Пора идти пить чай, -- проговорила ледяным
тоном Мэри Поппинс, повернула обратно коляску  и  опять  плотно
сомкнула  губы,  как будто захлопнула дверцу люка. И всю дорогу
домой не проронила ни слова.
   Джейн с Майклом тащились сзади.
   -- Это все ты  виноват,  --  сказала  Джейн.  --  Теперь  мы
никогда не узнаем, что сказал ей Эндрю.
   -- Ну и пусть, -- ответил Майкл и вскочил на самокат. -- А я
и не хочу знать.
   Но  на  самом  деле  он  очень,  очень  хотел  знать.  И так
случилось, что он, Джейн да и все остальные уже к  чаю  узнали,
куда так спешил Эндрю.
   Когда они переходили дорогу у самого дома, из соседнего дома
до них  донеслись громкие крики и глазам предстало удивительное
зрелище. Две горничные мисс Ларк носились  как  сумасшедшие  по
саду,  заглядывали  под кусты, раздвигали ветки деревьев -- так
ищут только  потерянную  драгоценность.  Тут  же  был  парнишка
Робертсон  Эй  из дома N 17; с сосредоточенным видом ворошил он
метлой гравий на дорожке, ведущей  к  дому  мисс  Ларк,  словно
надеялся  под камешком обнаружить исчезнувшее сокровище. А сама
мисс Ларк бегала по саду и, всплескивая руками, звала:
   -- Эндрю! Эндрю! Его нигде нет! Мой дорогой мальчик  пропал.
Надо  послать  за полицией. Я обращусь к Премьерминистру. Эндрю
потерялся! Мой маленький Эндрю!
   -- Мне очень жалко мисс Ларк,  --  сказала  Джейн,  чуть  не
бегом  переходя  дорогу.  Мисс  Ларк  была  так расстроена, что
только самый жестокий человек не пожалел бы ее.
   Успокоил ее Майкл. Подходя к  своему  дому,  он  взглянул  в
конец улицы и вдруг увидел -- кого бы вы думали?
   --  Глядите,  мисс Ларк, да вон же Эндрю. Сворачивает у дома
Адмирала Бума!
   -- Где? Где? Покажи! -- крикнула мисс  Ларк,  едва  переводя
дыхание. И повернула голову в ту сторону, куда показывал Майкл.
   Действительно,  в  конце  улицы  появился  Эндрю собственной
персоной, он шел не спеша, с рассеянным видом, как будто ничего
страшного не произошло; рядом  с  ним  вышагивал  большой  пес,
помесь  эрдель-терьера  с  Лабрадором,  взявший от той и другой
породы все самое худшее.
   -- Какое счастье! -- громко вздохнула мисс  Ларк.  --  Какая
тяжесть свалилась с моих плеч!
   Мэри   Поппинс  с  детьми  оставались  на  улице  у  калитки
соседнего дома, мисс Ларк и две ее горничные перевесились через
забор, Робертсон Эй, отдыхая  от  трудов  праведных,  оперся  о
метлу -- все молча наблюдали возвращение домой блудного сына.
   Эндрю  и  его  приятель  с самым безмятежным видом подошли к
калитке, весело размахивая хвостами и независимо навострив уши;
в глазах Эндрю читалось предупреждение -- сегодня  он  настроен
самым решительным образом.
   --  Опять  этот  ужасный  пес!  --  воскликнула  мисс  Ларк,
посмотрев на спутника Эндрю. --  Пшел,  пшел  отсюда!  Убирайся
сейчас же домой!
   Но  пес сел на тротуар, почесал за правым ухом левой лапой и
широко зевнул.
   -- Вон отсюда! Пшел! Кому я говорю! -- кричала мисс  Ларк  и
сердито  махала  на  пса  руками. -- А ты, Эндрю, -- продолжала
она, -- сию же минуту иди в дом! Без  спросу  уйти  за  ворота!
Один, без камзольчика! Я очень тобой недовольна.
   Эндрю что-то лениво протявкал, но не двинулся с места.
   -- Что это значит, Эндрю? Иди сейчас же ко мне! -- приказала
мисс Ларк.
   Эндрю снова затявкал.
   --  Он сказал, -- вмешалась Мэри Поппинс, -- что он домой не
пойдет.
   Мисс Ларк повернулась и окинула  Мэри  Поппинс  высокомерным
взглядом.
   --  Откуда  вы  знаете,  что  говорит мой пес, позвольте вас
спросить? Конечно же, он пойдет домой.
   Эндрю, однако, помотал головой и издал глухое рычание.
   -- Не пойдет, -- повторила Мэри Поппинс. --  Не  пойдет  без
своего друга.
   -- Чушь, ерунда! -- отрезала мисс Ларк. -- Такого он сказать
не мог. Чтобы я пустила в свой сад эту беспородную образину!
   Эндрю в ответ что-то протявкал.
   --  Он  говорит,  что  настроен  решительно, -- сказала Мэри
Поппинс. -- Более того, он сам уйдет жить к своему другу,  если
вы прогоните его.
   --  О,  Эндрю, нет, ты не можешь так поступить со мной после
всего, что я для тебя сделала! --  Мисс  Ларк  едва  сдерживала
рыдания.
   Эндрю два раза тявкнул и отвернулся. Большой пес поднялся на
ноги.
   --  Он  и  вправду  настроен решительно! -- воскликнула мисс
Ларк. -- Я это вижу. Глядите, он уходит! -- Мисс Ларк зарыдала,
прижав к лицу носовой платок, потом высморкалась и сказала:  --
Ну  хорошо,  Эндрю,  хорошо, я согласна. Эта... эта беспородная
собака может остаться. При одном, конечно, условии -- спать  он
будет в подвале.
   --   Эндрю   говорит,   мадам,  что  это  условие  для  него
невыполнимо. У его друга  должна  быть  шелковая  подстилка,  и
спать он должен у вас в комнате. Иначе Эндрю будет спать вместе
с другом в подвале, -- сказала Мэри Поппинс.
   --  Эндрю!  Откуда  в тебе такая жестокость? -- стенала мисс
Ларк. -- Я никогда не дам на это согласия!
   Эндрю с большим псом сделали вид, что уходят.
   -- О, горе, он покидает меня! -- возопила мисс Ларк.  --  Ну
ладно, Эндрю. Пусть будет все, как ты желаешь. Он будет спать в
моей  комнате.  Но  я  уже  никогда  не утешусь. Совсем, совсем
беспородная собака! -- Она вытерла  льющиеся  потоком  слезы  и
продолжала:  --  Не  ожидала  этого  от тебя, Эндрю. Ну хорошо,
хорошо, я молчу, что бы я при этом ни думала. А эта... э-э-э...
это создание, я буду звать его "Бродяга", или лучше "Дворняга".
   Большой пес бросил на мисс Ларк негодующий взгляд,  а  Эндрю
громко залаял.
   --  Они  говорят,  что  вы должны звать его Уиллоуби и никак
иначе. Уиллоуби -- его кличка, -- перевела Мэри Поппинс.
   -- Уиллоуби! Что это за имя! Час от  часу  не  легче!  --  в
отчаянии  всплеснула  руками  мисс  Ларк.  --  А  что он сейчас
говорит?
   Эндрю как раз опять что-то протявкал.
   -- Он говорит: вы должны дать обещание, что  никогда  больше
не  станете  возить его к парикмахеру и одевать в камзол. Тогда
он вернется. Это его последнее слово, -- сказала Мэри Поппинс.
   Воцарилось молчание.
   --  Хорошо,  --  наконец  произнесла  мисс   Ларк.   --   Но
предупреждаю тебя, Эндрю, если ты простудишься, пеняй на себя.
   С  этими словами она повернулась и гордо пошла по ступенькам
домой, смахнув по дороге последнюю слезу.
   Эндрю  снизу  вверх  посмотрел  на  Уиллоуби,  точно   хотел
сказать: "Идем, дружище!" -- и оба пса медленно бок-о-бок пошли
по  дорожке сада, махая хвостами, как флагами, и скоро скрылись
в доме вслед за мисс Ларк.
   -- Никакой он не дурак, как я  погляжу,  --  сказала  Джейн,
когда они поднимались по лестнице в детскую, где их ждал чай.
   -- Теперь и я это вижу. А как по-твоему, откуда Мэри Поппинс
это знала еще тогда?
   --  Понятия  не  имею,  -- ответила Джейн. -- И она никогда,
никогда нам этого не скажет. Я уверена...




   У Джейн болели уши, она лежала в постели,  и  голова  у  нее
была завязана большим пестрым носовым платком Мэри Поппинс.
   -- А как это болят уши? -- спросил Майкл.
   -- Все время стреляют, -- ответила Джейн.
   -- Как из пушки?
   -- Нет, как из духового ружья.
   --  А-а,  --  протянул  Майкл. И ему вдруг почти захотелось,
чтобы и у  него  заболели  уши.  Целый  день  стрельба  --  так
интересно!
   --  Хочешь,  я  возьму  книжку  с  картинками  и  буду  тебе
рассказывать? -- сказал Майкл, подходя к книжной полке.
   -- Нет, мне очень больно, -- ответила Джейн, прижимая ладонь
к больному уху.
   -- А хочешь, я сяду на подоконник и буду  рассказывать,  что
делается за окном?
   -- Хочу, -- обрадовалась Джейн.
   Майкл  сел  на  подоконник  и целый час описывал сестре, что
происходило на Вишневой улице.
   -- А вон Адмирал Бум, -- говорил он. -- Вышел из  калитки  и
быстро шагает по тротуару. Нос у него краснее, чем всегда, а на
голове цилиндр. Вот он идет мимо Соседнего дома...
   -- А он говорит: "Разрази меня гром"? -- спросила Джейн.
   --  Отсюда  не  слышно.  Но, наверно, говорит. В саду у мисс
Ларк вторая горничная. А у нас в саду  Робертсон  Эй  подметает
дорожки  и поглядывает через забор. Сел на скамейку и, кажется,
отдыхает.
   -- У него слабое сердце, -- сказала Джейн.
   -- А ты откуда знаешь?
   -- Он сам мне сказал. Говорит, доктора  велят  ему  работать
как  можно  меньше.  А  папа  говорит, я сама слышала, если тот
будет следовать советам врачей,  он  его  рассчитает.  Ох,  вот
опять  стрельнуло.  Все  стреляет  и стреляет! -- и Джейн опять
прижала к уху ладонь.
   -- Ого! -- вдруг воскликнул с подоконника Майкл.
   -- Что? Что там? -- Джейн привстала с постели. -- Расскажи.
   -- Удивительное зрелище! Представь себе, у нас по улице идет
корова,-- объявил Майкл, вертясь на подоконнике.
   -- Корова? Настоящая живая корова? Прямо  в  центре  города?
Как смешно! Мэри Поппинс, -- позвала Джейн. -- Майкл говорит, у
нас на-улице корова.
   --  Да, медленно так идет, заглядывает через каждую калитку,
то и дело оглядывается. Как будто что потеряла.
   -- Как бы мне хотелось на нее поглядеть, -- грустно  сказала
Джейн.
   -- Смотрите! -- сказал Майкл подошедшей к окну Мэри Поппинс.
-- Корова. Правда, смешно?
   Мэри  Поппинс  бросила в окно быстрый внимательный взгляд. И
от неожиданности чуть не подпрыгнула.
   -- Ни капельки, -- сказала  она,  поворачиваясь  к  Джейн  и
Майклу.  --  Ничего  смешного  нет. Я знаю эту корову. Она была
очень дружна  с  моей  матушкой.  И  я  убедительно  вас  прошу
говорить о ней с подобающим почтением.
   -- А вы давно ее знаете? -- мягким, вежливым голосом спросил
Майкл, надеясь услышать интересную историю.
   --  Еще до того, как она побывала у короля, -- ответила Мэри
Поппинс.
   -- А когда это было? -- ласково спросила Джейн.
   Мэри  Поппинс  вперила  в  пространство  взгляд,  как  будто
всматривалась  во что-то, никому, кроме нее, не видимое. Затаив
дыхание, Майкл и Джейн ждали.
   --  Это  было  очень   давно,   --   начала   Мэри   Поппинс
завораживающим  тоном.  И  замолчала, точно вспоминала события,
случившиеся сотни лет назад. Потом она заговорила, как во  сне,
все так же глядя перед собой невидящим взглядом.
   ..."Рыжая  Корова,  так  ее тогда звали, была очень важной и
богатой особой, так говорила моя матушка. Паслась она на  самом
лучшем  лугу  во  всей  округе;  луг  был большой, на нем росли
лютики величиной с блюдце и одуванчики, высокие и стройные, как
гвардейцы в зеленых мундирах и желтых киверах. Стоило ей съесть
голову такого гвардейца, на ее месте тотчас вырастала новая.
   Она жила на этом лугу всегда. Рыжая  Корова  часто  говорила
моей  матушке,  что никогда не паслась ни на каком другом лугу.
Во всяком случае, она не помнит этого.  Мир  ее  был  ограничен
живыми изгородями и синим небом, а что по ту сторону -- ей было
неведомо.
   Рыжая  Корова  была в высшей степени респектабельная дама. У
нее были безупречные манеры. И уж, конечно, она умела  отличить
плохое от хорошего. Она признавала только черное или белое -- и
никаких  промежуточных  тонов.  Вот  и  одуванчики  -- либо они
спелые и сладкие,  либо  незрелые  и  горькие,  и  никаких  там
"вполне съедобных"!
   Жизнь ее отнюдь не была праздной. Утром она помогала дочери,
Рыжей  Телочке,  делать  уроки,  после  обеда  учила ее хорошим
манерам, походке, мычанию,  словом,  всему,  что  должна  знать
воспитанная  корова.  Потом  они  ужинали, и Рыжая Корова учила
дочку, чем отличается съедобная трава от несъедобной. А  ночью,
когда  Рыжая  Телочка  засыпала,  она шла в дальний конец луга,
жевала жвачку и думала свои тихие, тягучие думы.
   Все ее дни были похожи один на другой.  Одна  Рыжая  Телочка
вырастала  и  уходила,  ее  место занимала другая. И нет ничего
удивительного, что Рыжая Корова вообразила, что  так  всегда  и
будет  длиться  --  завтра,  как сегодня, а сегодня, как вчера.
Ничего другого она не хотела, пусть все дни  будут  одинаковые,
до самого последнего.
   Между  тем  приключение  уже  подстерегало ее, как потом она
говорила моей матушке. Случилось это с ней ночью: звезды  в  ту
ночь  были такие яркие и крупные, как одуванчики у нее на лугу,
а луна нежно белела среди звезд, как маргаритка.
   Рыжая Телочка уже давно спала, когда Рыжая Корова невесть по
какой причине вдруг пустилась в пляс.  Она  танцевала  красиво,
бурно,  ритмично,  хотя  никакой музыки не было. То отплясывала
польку, то шотландскую жигу, а то исполняла танец-импровизацию.
А в перерыве между танцами она учтиво  кланялась,  приседала  и
лбом касалась сонных темных одуванчиков.
   --  Боже мой! -- воскликнула Корова, когда ноги ее принялись
выстукивать морскую чечетку. -- Что еще за странность! Я всегда
считала танцы неприличным занятием. Но, видно, это не так,  раз
я сама танцую. Я ведь идеально воспитанная корова.
   И  Рыжуха, как ее иногда называла дочь, продолжала кружиться
в танце, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие.  Наконец
ноги  ее  стали заплетаться, она подумала, что, пожалуй, пора и
честь знать, скоро светать начнет, и тогда не поспишь.  Но  вот
удивительное дело -- она никак не могла остановиться. Подошла к
Рыжей  Телочке, хотела лечь рядом, а ноги так сами и выписывают
кренделя.  Круг  за  кругом  вальсировала  она  по   лугу,   то
вприпрыжку, то вприсядку.
   --  Боже мой! -- восклицала она в редкие минуты передышки, и
даже это восклицание выдавало в ней  истинную  леди.  --  Какая
все-таки странная история! -- Но остановиться не могла.
   Настало утро, а Рыжуха все танцевала. Рыжей Телочке пришлось
одной  завтракать  одуванчиками,  матушка  есть не могла -- она
лихо отплясывала.
   Весь день проплясала Корова на лугу, вдоль, поперек,  кругом
и снова кругом. А Рыжая Телочка только жалобно мычала, глядя на
пируэты матушки. Стемнело, а Рыжая Корова все плясала. Вот уж и
ночь  настала.  А  ноги  все  свое  выкаблучивают. Тут ее взяло
беспокойство. Да что толку! Так всю неделю и проплясала, чуть с
ума не сошла. И решила Рыжая Корова отправиться ко двору Короля
и посоветоваться с ним.
   Поцеловала  она  Рыжую  Телочку,  велела  быть   умницей   и
отправилась  в  дальний  путь.  Идет  и  пляшет, идет и пляшет,
схватит только  листок-другой  с  куста  или  дерева.  Прохожие
глядят  на  нее  в изумлении. Но больше всех на себя изумлялась
она сама.
   Наконец пришла Рыжая Корова ко дворцу, в котором жил Король.
Дернула губами веревочку колокольчика, ворота открылись,  вошла
она  в  парк и запрыгала по широкой дороге, ведущей к парадному
крыльцу, наверху которого восседал на троне Король.
   Он как раз был очень  занят,  сочинял  новый  свод  законов.
Рядом  стоял  секретарь  и  записывал  их  в  маленькую красную
книжечку, как только они рождались в королевской  голове.  Трон
окружали  придворные  и  статс-дамы, все в роскошных нарядах, и
безумолку болтали.
   -- Сколько я сочинил сегодня  законов?  --  спросил  Король,
поворачиваясь  к  секретарю.  Секретарь  долго  считал что-то в
красной книжке.
   -- Семьдесят два, Ваше  Величество,  --  ответил  он,  низко
кланяясь  и  стараясь  никого  не задеть длинным гусиным пером,
которым записывают законы.
   -- Гм, не так уж и плохо за  один  час,  --  сказал  Король,
очень  довольный  собой.  -- На сегодня, пожалуй, хватит. -- Он
встал и со вкусом расправил складки на горностаевой мантии.
   -- Велите подать карету. Я  спешу  к  моему  цирюльнику,  --
произнес он с истинно королевским величием.
   И  в  этот  миг заметил приближающуюся к трону Рыжую Корову,
которая не переставала плясать. Он снова опустился  на  трон  и
поднял скипетр.
   -- Что это оскорбляет наш королевский взор? -- спросил он.
   --   Это  я,  Ваше  Величество,  Рыжая  Корова,  --  скромно
потупившись, ответила незваная гостья.
   -- Это я вижу, -- сказал Король. -- Я еще не утратил остроты
зрения. Что  тебе  здесь  надо?  Только  объясняй,  пожалуйста,
поскорее,  у  меня  на  десять  назначена встреча с королевским
цирюльником. Он  меня  долго  ждать  не  будет.  А  мне  просто
необходимо сегодня постричься. И, ради всего святого, прекрати,
наконец, эти прыжки, -- проговорил он с раздражением. -- У меня
от них голова закружилась.
   -- Да, да, закружилась, -- эхом отозвались придворные.
   --  Я  к  вам с этой бедой и пришла, Ваше Величество. Дело в
том, что я не могу прекратить, -- жалобно простонала Корова.
   -- Не можешь прекратить? Какой вздор! -- в ярости воскликнул
Король. -- Сейчас же прекрати! Я, твой Король, приказываю тебе!
   --  Сейчас  же  прекрати!  Король  приказывает!   --   опять
подхватили придворные.
   Рыжая  Корова  изо  всех  сил  напряглась, так что все кости
вылезли, как скалы на горных склонах, но ноги ее не слушались.
   -- Видите, я изо всех сил стараюсь, Ваше Величество,  но  не
могу  остановиться. Я пляшу уже семь дней подряд. Днем и ночью.
Совсем не сплю и почти ничего не  ем.  Ухвачу  случайно  клочок
травы,  тем  и  сыта.  Вот  я  и  пришла к вам просить помощи и
совета.
   -- Хм, очень странно, -- подивился  Король,  сдвинув  корону
набок и почесав в затылке.
   --  Очень  странно,  -- отозвались придворные, не забыв тоже
почесать затылок.
   -- И что ты при этом чувствуешь? -- спросил Король.
   -- Это просто смешно, --  ответила  Корова.  --  Хотя,  надо
признаться (было заметно, что она выбирает слова), ощущение при
этом  не  совсем  неприятное.  Точно  внутри меня смех по жилам
переливается.
   --  Поразительно,   --   сказал   Король,   подперев   рукой
подбородок,  устремил взгляд на Рыжую Корову и долго думал, чем
бы ей помочь.
   Вдруг он вскочил с трона и воскликнул:
   -- Боже ты мой!
   --  Что  такое?  В  чем  дело?   --   наперебой   защебетали
придворные.
   --   Как,   неужели   вы   все  не  видите?  --  Король  так
разволновался, что даже выронил скипетр. -- Какой же  я  идиот!
Как  я сразу не заметил! Взгляните же на правый рог! Видите, на
нем звезда. Наверное, падала и зацепилась.
   -- Видим, видим, вот она!  --  кричали  придворные,  заметив
наконец  звезду.  И  чем  дольше  они  смотрели на нее, тем она
становилась ярче.
   -- Так вот, оказывается, в чем дело! -- сказал Король. --  А
теперь, прошу вас, снимите с рога звезду, чтобы эта... э-э-э...
леди  перестала  плясать и наконец спокойно позавтракала. Всему
виной звезда, мадам. Это  она  не  дает  вам  остановиться.  --
Король  повернулся  к  Рыжей  Корове и тут же перевел взгляд на
Главного дворецкого.
   -- Так начинайте же! -- повелел он.
   Главный дворецкий учтиво поклонился  Рыжей  Корове,  схватил
звезду  и дернул. Звезда не поддалась. Самый ближний придворный
обхватил дворецкого и стал тянуть вместе с ним. Звезда -- ни  с
места.  Еще  один  ухватился, еще -- образовалась длинная цепь.
Тянули, тянули -- никакого толку.
   -- Осторожней! Моя голова! -- умоляла Корова.
   -- Тяните пуще! -- гремел Король.
   Лица у всех покраснели, как  помидор.  Наконец  дернули  все
вместе  --  да  как полетели вверх тормашками! А звезде хоть бы
что. До того прочно застряла!
   -- О-хо-хо! --  вздохнул  Король.  --  Секретарь,  достаньте
энциклопедию, что там сказано про коров со звездами на рогах?
   Секретарь  заполз  на  коленях  под  трон  и  скоро  вылез с
большущей зеленой книгой. (Энциклопедия должна быть всегда  под
рукой.  Мало  ли что Король захочет узнать, не бегать же каждый
раз в библиотеку.)
   Секретарь полистал страницы.
   -- Решительно ничего, Ваше Величество. Есть  только  история
про Корову, которая прыгнула через Луну. Вы ее знаете.
   Король подергал себя за бороду -- это очень помогало думать.
Думал, думал, вздохнул и удрученно посмотрел на Рыжую Корову.
   -- Могу одно посоветовать, -- сказал он. -- Попробуйте и вы,
мадам, проделать эту штуку.
   -- Какую? -- спросила Рыжая Корова.
   --  Прыгните  через  Луну.  Вдруг поможет... Попробовать, во
всяком случае, стоит.
   -- Кто, я? Через Луну?
   -- А кто же? -- нетерпеливо  заметил  Король.  Ему  хотелось
скорее отправиться к цирюльнику.
   --  Сир,  --  с  достоинством  произнесла Рыжая Корова. -- Я
прошу вас помнить, что я всеми  уважаемое,  хорошо  воспитанное
жвачное  животное.  Я  впитала  с молоком матери, что прыгать в
высоту -- малопочтенное занятие для леди.
   Король поднялся с трона и затряс скипетром.
   -- Мадам, -- сказал он, -- вы пришли ко мне  за  советом.  Я
вам его дал. Вы что, хотите до конца своих дней плясать? Хотите
не спать сутками? Умереть голодной смертью?
   Рыжая   Корова   вспомнила   сладчайший   вкус  одуванчиков.
Вообразила, как мягко спать на  шелковистом  лугу.  Подумала  о
своих  измученных  ногах -- хорошо бы все-таки дать им отдых. И
сказала себе: "Пожалуй, один раз можно нарушить  приличия.  Это
будут  знать  только Король и его придворные. Так что честь моя
не пострадает".
   -- А как вы думаете, Ваше Величество,  высоко  ли  Луна?  --
спросила, не переставая плясать, Корова.
   Король взглянул на небо.
   -- Думаю, не меньше мили, -- ответил он.
   Рыжая  Корова  кивнула. Она была того же мнения. Секунду еще
поколебалась и сказала:
   -- Никогда не думала до такого дойти. Прыгать, да еще  через
Луну.  Ну  что ж, раз надо, значит надо, -- и грациозно присела
перед троном.
   -- Умница, -- сказал довольный Король. Он вдруг  понял,  что
не так уж опаздывает к цирюльнику, и последовал в сад.
   --  Вот  здесь,  --  сказал  Король,  когда вышли на зеленую
лужайку. -- Когда я дуну в свисток -- прыгайте!
   Он вынул из кармана жилетки большой золотой свисток и слегка
дунул в него -- проверил, не запылился ли.
   Рыжая Корова, танцуя на месте,  пыталась  стоять  по  стойке
"смирно".
   -- Раз! -- крикнул Король. -- Два! Три!
   И он дунул в свисток.
   Рыжая  Корова  сделала  глубокий  вдох и подпрыгнула. Да так
высоко, что земля для нее в один  миг  превратилась  в  далекий
шарик,  а  Король  с  придворными -- в едва заметных букашек на
лужайке и скоро совсем исчезли из виду.
   Корова летела по небу, а  вокруг  нее  вились,  как  золотые
пчелки,  звезды.  Но вот скоро ее ослепил холодный лунный свет.
Она зажмурилась и прыгнула, под ногами мелькнул  сияющий  диск,
она развернулась и полетела обратно на землю. В то же мгновение
ее звезда со страшным грохотом сорвалась с рога и покатилась по
небу.  Наконец  ее  поглотила  тьма,  и  Корове в последний миг
послышались дивные могучие аккорды, потрясшие небо.
   Еще минута -- и Рыжая Корова благополучно опустилась, но  --
о,  чудо! -- не к подножью Королевского трона, а на свой родной
одуванчиковый луг.
   И она больше не плясала. Ноги ее стояли на земле прочно, как
каменные, и  двигалась  она  опять  спокойно  и  важно,  как  и
подобает  благовоспитанной  корове.  Ах, как ей хотелось скорее
увидеть Рыжую Телочку! И она поспешила к ней, обезглавливая  по
дороге своих бравых гвардейцев.
   --  Как я рада, что ты вернулась, -- сказала Телочка. -- Мне
так было одиноко!
   Рыжая Корова поцеловала  ее  и  принялась  поглощать  сочную
траву   с  одуванчиками.  За  какой-то  час  полегло  несколько
золотоголовых полков.  Ведь  это  была  ее  первая  трапеза  за
столько  дней! Ей сразу стало легче. И скоро жизнь ее вернулась
в свою колею.
   Первое время она так всему радовалась: как хорошо  есть,  не
выбивая ногами чечетку, и ночью спать, а не вздыхать до утра на
луну.    Но    мало-помалу    в   ней   зашевелилась   какая-то
неудовлетворенность. Ее  одуванчиковый  луг  был  прекрасен,  а
Рыжая  Телочка -- такое солнышко, но ей хотелось еще чего-то, а
чего -- она и сама не знала. И наконец  она  поняла  --  ей  не
хватает  звезды.  Она  так  привыкла за неделю к танцам, все ее
существо переполняла радость -- и этим она была обязана звезде.
Ей вдруг нестерпимо захотелось  вернуть  ее  на  правый  рог  и
сплясать вместе огненную шотландскую жигу.
   Она  стала  сердиться  по пустякам, потеряла аппетит, в душе
были пустота и мрак. Она часто плакала без  всякой  причины.  В
конце концов пошла к моей матушке, рассказала ей свою историю и
попросила совета.
   --  Ах,  ты, господи! -- воскликнула матушка. -- Вы думаете,
милая, что ваша  звезда  --  одна  только  упала  с  неба.  Мне
говорили,  еженощно  падают  миллиарды  звезд. Но, конечно, они
падают в разных местах. На один и тот же луг две звезды  подряд
упасть не могут, во всяком случае на протяжении одной жизни.
   --  Так значит, если я стану путешествовать по всему миру...
-- в глазах у Рыжей Коровы вспыхнул огонек надежды.
   -- Будь я на вашем месте, -- сказала матушка, --  я  бы,  не
теряя времени, отправилась на поиски звезды.
   -- Я, конечно, и отправлюсь, -- приплясывая, сказала Корова.
-- Сию минуту".
   ...Мэри Поппинс замолчала.
   --  Вот  так  она,  наверное,  и попала на нашу Вишневую? --
ласковым голосом спросила Джейн.
   -- Да, -- прошептал Майкл. -- Она ищет свою звезду.
   Мэри Поппинс резко выпрямилась.  Глаза  утратили  отрешенное
выражение, она как будто проснулась.
   -- Сейчас же сойдите с окна, сэр! -- строго проговорила она.
-- Пора выключать свет.
   И  с  этими  словами Мэри Поппинс пошла на площадку, где был
выключатель.
   -- Майкл, -- шепнула Джейн. -- Посмотри скорее, там  ли  еще
корова.
   Майкл  быстро  выглянул  в  окно, всматриваясь в сгущающиеся
сумерки.
   -- Скорее! Мэри Поппинс вот-вот вернется. Ты видишь ее?
   -- Не-е-т, -- протянул  Майкл.  --  Никаких  признаков.  Она
ушла.
   --  Я  так  хочу,  чтобы она нашла ее, -- сказала Джейн. Она
думала о Рыжей Корове, которая бродит по свету, мечтая,  что  к
ней на рог опять упадет с неба звезда.
   --  И я тоже, -- сказал Майкл и, услыхав приближающиеся шаги
Мэри Поппинс, поспешно опустил штору.




   Спустя немного времени Майкл проснулся в  каком-то  странном
настроении.  Он  сразу понял, только открыл глаза, -- что-то не
так. Но что -- он не мог понять.
   -- Какой сегодня  день,  Мэри  Поппинс?  --  спросил  Майкл,
сбрасывая с себя одеяло.
   --  Вторник,  --  ответила Мэри Поппинс. -- Иди прими ванну.
Скорее! -- сказала она, видя, что Майкл и не  думает  вставать.
Он  повернулся  на  бок,  натянул  одеяло на голову, и странное
чувство усилилось.
   -- Что я тебе сказала? --  произнесла  Мэри  Поппинс  ясным,
холодным голосом, означавшим ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.
   И тут Майкл понял: сегодня он будет плохо себя вести.
   -- Не пойду, -- медленно выговорил он приглушенным голосом.
   Мэри  Поппинс  сдернула  с его головы одеяло и посмотрела на
него.
   -- Не встану, -- сказал Майкл. Интересно, что Мэри Поппинс с
ним сделает?
   К его удивлению Мэри Поппинс пошла в ванную и  сама  открыла
кран.  Пришлось  взять полотенце и идти. В дверях он чуть с ней
не столкнулся. Первый раз в жизни Майкл мылся утром  один.  Это
означало, что он попал в немилость. Раз так, решил он, за ушами
мыть не буду.
   -- Выпустить воду? -- самым грубым голосом спросил он.
   Никакого ответа.
   --  Ну и не отвечайте. Не заплачу, -- сказал Майкл, и у него
в душе зашевелилось мохнатое чувство. Он пошел одеваться,  взял
из шкафа самый лучший костюмчик, который носил по воскресеньям.
Надел  его  и  пошел  вниз,  ударяя  ботинком по балясинам, что
строго запрещалось: ведь  стуком  можно  перебудить  весь  дом.
Навстречу  ему  поднималась горничная Эллен. Майкл изловчился и
выбил у нее из рук кувшин с горячей водой.
   -- Какой вы неловкий, молодой человек, --  сказала  Эллен  и
нагнулась,  чтобы  вытереть  пол.  --  Я  несла воду для бритья
твоему отцу.
   -- А я нарочно, -- спокойно проговорил Майкл.
   Красное лицо Эллен побледнело от негодования.
   -- Нарочно? Ты нарочно меня толкнул? Какой ты плохой, гадкий
мальчишка! Я скажу твоей маме...
   -- Говорите, пожалуйста, -- ответил Майкл и побежал вниз.
   Но это было только  начало.  Весь  день  все  шло  кувырком.
Мохнатое  чувство, поселившееся у него в груди, вытворяло самые
ужасные вещи. Но хуже всего то, что после  очередного  озорства
он чувствовал себя героем и замышлял новое.
   Миссис Брилл на кухне стряпала булочки.
   --  Нет,  Майкл,  -- сказала она ему, -- я пока не могу дать
тебе миску. Видишь, в ней еще есть тесто.
   Тогда Майкл больно ударил миссис Брилл по ноге,  она  громко
вскрикнула и выронила скалку.
   --  Ты  ударил ногой миссис Брилл? Нашу добрую миссис Брилл?
Мне стыдно за тебя, Майкл, --  сказала  мама,  услыхав  из  уст
миссис  Брилл  о  происшедшем.  --  Сейчас  же  попроси  у  нее
прощения. Скажи, что ты никогда больше так не  будешь.  Что  ты
раскаиваешься.
   -- А я не раскаиваюсь. И даже очень рад. У нее такие толстые
ноги!  --  сказал  Майкл  и пулей вылетел в сад. Там он нарочно
повалился на Робертсона Эй, который сладко  спал,  растянувшись
на   самом   лучшем   альпийском  газоне.  Робертсон  Эй  очень
рассердился.
   -- Я скажу твоему отцу, -- пригрозил он.
   -- А я ему скажу, что вы сегодня утром не  почистили  туфли,
--  ответил  он и даже сам на себя удивился. Они с Джейн всегда
защищали Робертсона Эй. Они его любили и не хотели, чтобы  отец
его рассчитал.
   Но  угрызения  не  долго  его  мучили.  В  голове его тут же
созрела новая каверза.
   Сквозь прутья забора Майкл увидел песика мисс Ларк Эндрю. Он
ходил по газону и вынюхивал целебные травинки.  Майкл  тихонько
позвал Эндрю, вынул из кармана печенье и протянул ему.
   Пока пес с удовольствием жевал, он взял и привязал его хвост
к забору  обрывком веревки. А сам убежал, преследуемый гневными
воплями мисс Ларк. Мохнатое чувство у него в душе все  росло  и
росло -- Майклу показалось даже, что он вот-вот лопнет.
   Дверь в кабинет отца была распахнута настежь -- Эллен только
что  кончила  вытирать  с книжных полок пыль. Майкл вошел туда,
сел на стол  отца  и  стал  писать  на  бюваре  --  неслыханная
дерзость!   Конечно,   он   задел   локтем   чернильницу,   она
опрокинулась, и синие чернила залили стол, стул, гусиное перо и
его выходной костюмчик. Размеры бедствия были ужасны,  и  Майкл
испугался.  Но  внутренний голос проговорил: "А мне ни капли не
стыдно".
   -- Ребенок, должно быть, болен, -- вздохнула  миссис  Банкс,
когда  Эллен  рассказала  ей  о  его  последней  проказе -- она
случайно заглянула в кабинет и все видела.
   -- Придется дать тебе инжирного сиропа, -- сказала Эллен.
   -- Никакой я не больной. Во всяком случае, здоровей, чем вы,
-- грубил Майкл..
   -- Тогда ты просто гадкий мальчишка, -- сказала мама,  --  и
будешь наказан.
   Мама  сдержала  слово, и через пять минут Майкл стоял в углу
детской лицом к стене в залитом чернилами костюмчике.
   Джейн хотела утешить его, улучив минутку, когда Мэри Поппинс
отвернулась, но Майкл только показал ей язык. И грубо оттолкнул
Джона с Барбарой -- они подползли к нему и стали играть  с  его
ботинком.
   Ему  очень нравилось быть гадким мальчишкой и совсем не было
стыдно.
   ...После обеда Мэри Поппинс повела детей  на  прогулку.  Она
катила коляску, рядом шла Джейн, а сзади плелся Майкл и бурчал:
"Никогда не буду хорошим".
   --  Не  плетись и не обивай ботинками забор, -- обернулась к
нему Мэри Поппинс.
   Но Майкл продолжал обивать, пусть ботинки порвутся.
   Вдруг Мэри Поппинс опять повернулась и, держа одну  руку  на
коляске, сказала:
   -- Ты сегодня встал не с той стороны кровати.
   -- Ничего подобного. У моей кровати нет той стороны.
   --  У  каждой  кровати  две стороны, давно пора бы знать, --
сказала Мэри Поппинс.
   -- А у моей одна. Она ведь стоит у стены.
   -- Это не имеет  значения,  --  презрительно  фыркнула  Мэри
Поппинс. -- Пусть стоит у стены, но стороны все равно две.
   --  Ну  хорошо.  А  какая не та сторона -- левая или правая?
Потому что я встал с правой. И значит, я прав.
   -- Сегодня утром, мистер Знайка, все стороны у твоей кровати
не те.
   -- Но у моей кровати только одна сторона, и раз  я  встал  с
правой стороны...
   --  Еще  услышу  одно слово... -- сказала Мэри Поппинс таким
особенно грозным голосом, что даже Майклу стало не по себе.  --
Еще одно слово, и я...
   Мэри  Поппинс не сообщила, что собирается сделать с Майклом,
но он прибавил, однако, шагу.
   -- Майкл, веди себя хорошо, -- шепнула брату Джейн.
   -- Заткнись, -- ответил Майкл так тихо, что Мэри Поппинс  не
услышала.
   --  Вот  что,  дружок, -- продолжала Мэри Поппинс, -- иди-ка
впереди меня. Хватит плестись в хвосте. Сделай такое одолжение,
иди перед коляской. -- И она подтолкнула Майкла вперед. --  Что
это  там  блестит? -- вдруг прибавила Мэри Поппинс. -- Вон там.
Что-то вроде брошки.  Я  буду  очень  благодарна,  если  ты  ее
поднимешь  и  дашь  мне. Что, если кто-то потерял здесь золотую
брошь?
   Вопреки своей воле Майкл -- он посмотрел, куда она  махнула,
--   все-таки   не   осмеливался   ослушаться   Мэри   Поппинс.
Действительно,  впереди  что-то  блестело,  да   так   ярко   и
переливчато, что очень хотелось скорее поднять это. Майкл пошел
вперед,  нарочно  запинаясь,  -- пусть никто не думает, что эта
штука ему очень нужна.
   Наконец он дошел до нее, нагнулся и поднял. Эта была круглая
коробочка со стеклянным верхом, на нем была нарисована стрелка,
внутри подрагивал диск  с  буквами,  который  плавно  двигался,
стоило коробочку слегка тряхнуть.
   Джейн подбежала к нему и заглянула через плечо.
   -- Что это, Майкл? -- спросила она.
   --  Не  скажу, -- ответил Майкл, хотя и сам не знал, что это
такое.
   -- Мэри Поппинс, -- сказала  Джейн,  как  только  коляска  с
близнецами поравнялась с ней, -- что это такое?
   Мэри  Поппинс,  ничего  не  ответив,  взяла  коробку  из рук
Майкла.
   -- Это мое, -- пожадничал вдруг Майкл.
   -- Нет, мое, -- возразила Мэри Поппинс. -- Я первая увидела.
   -- А я поднял. -- И он дернул коробку из рук  Мэри  Поппинс,
но  она  так  на  него  взглянула,  что  рука  его  сама  собой
опустилась.
   Мэри Поппинс так и этак вертела коробку, и диск  с  буквами,
блестя на солнце, вертелся, как сумасшедший.
   -- Для чего эта коробка? -- спросила Джейн.
   --  Чтобы  путешествовать  вокруг  света,  --  ответила Мэри
Поппинс.
   -- Чепуха! -- сказал Майкл. -- Вокруг света  путешествуют  в
аэроплане, на корабле. Я точно знаю. Никакая коробка тут ни при
чем.
   --  Ни  при  чем,  говоришь?  -- переспросила Мэри Поппинс с
каким-то странным выражением лица. -- Ну так сейчас увидишь.
   Держа компас  на  ладони,  --  а  это  был  компас,  --  она
повернулась к воротам парка и сказала одно слово: "Север".
   Буквы  закружились  вокруг  стрелки,  заплясали. Стало вдруг
очень  холодно,  задул  ледяной  ветер,  и  Джейн   с   Майклом
зажмурились.  Когда  они открыли глаза, парк исчез, не стало ни
деревьев, ни зеленых скамеек, ни  асфальтовых  дорожек.  Вокруг
них  громоздились  торосы  голубого  льда,  а  под ногами лежал
толстый слой снега, спрессованный морозами.
   -- Ой, ой! -- закричала Джейн, дрожа от холода, и  бросилась
к  коляске,  чтоб потеплее укрыть одеялом близнецов. -- Что это
такое случилось?
   Мэри Поппинс значительно поглядела на Майкла. Но  не  успела
ничего  сказать:  из  отверстия  в снежной горе вылез эскимос в
длинной белой дохе  и  белой  меховой  шапке,  обрамлявшей  его
темное круглое лицо.
   --   Милости  просим  на  Северный  полюс,  Мэри  Поппинс  с
друзьями,  --  сказал  эскимос,  улыбнувшись  широкой,   доброй
улыбкой.  Затем  подошел  к каждому гостю и потерся носом о его
нос -- такое уж у эскимосов приветствие.  Следом  наружу  вышла
эскимоска,  держа  в  руках  младенца,  завернутого  в  тюленье
одеяло.
   --  Мэри!  Какая  радость!  --  воскликнула  она  и  так  же
поздоровалась   со   всеми.   --  Но  вы  ведь  замерзнете,  --
забеспокоилась она, глядя на их  легкую  одежду.  --  Я  сейчас
принесу вам шубы. Не хотите ли, дорогие гости, супу из китового
жира?
   --  Боюсь,  что мы не можем долго задерживаться, -- ответила
Мэри Поппинс. -- Мы путешествуем вокруг света и заглянули к вам
на минутку. Но все равно спасибо. Может быть, в другой раз.
   С этими словами она легким движением руки повернула компас и
произнесла: "Юг!"
   Майклу и Джейн показалось, что весь  мир,  подобно  компасу,
вращается  вокруг них. Это очень походило на карусель, когда ее
хозяин, чтобы доставить особое удовольствие, сажал их  в  самую
середину, где работал мотор.
   Мир   вокруг   них  вращался,  становилось  теплее,  наконец
движение окончилось и они очутились вблизи небольшой  пальмовой
рощи.   Вовсю   сияло  солнце,  до  горизонта  тянулись  пески,
золотистые, серебряно-белые, горячие, как огонь.  Под  пальмами
сидели мужчина и женщина, оба черные и почти нагие, зато сплошь
увешанные  бусами,  а на головах -- уборы из страусовых перьев.
Бусы многими рядами свисали с шеи, оттягивали уши и  даже  нос.
Даже  пояс  был  сплетен  из  тысячи  бусин.  На  одном  колене
негритянки  сидел  крошечный  черный,  весь  голый  карапуз   и
улыбался невесть откуда появившимся детям.
   --  Мы  так  давно ожидаем тебя, Мэри Поппинс, -- засмеялась
негритянка.-- Ты привела  с  собой  детей  угоститься  сладкими
арбузами? Они совсем малютки. Не мешало бы немножечко почистить
их ваксой. Милости просим, мы всегда очень рады тебя видеть.
   И  негритянка, позвав их за собой, пошла к маленькой хижине,
сплетенной из пальмовых листьев. Джейн с Майклом пошли было  за
ней, но Мэри Поппинс удержала их.
   --  У  нас, к сожалению, совсем нет времени. Мы заскочили на
секунду, только повидаться.  Путешествуем  вокруг  света...  --
объяснила  она  двум  африканцам, которые с изумлением слушали,
воздев руки к небу.
   -- Вот это путешествие, мадам! -- сказал мужчина, улыбаясь и
потерев щеку огромной  дубинкой;  черные  его  глаза  при  этом
весело блеснули.
   --  Вокруг  света! Долгий, долгий путь, не переутомились бы!
-- и женщина опять засмеялась, точно вся ее жизнь была сплошной
праздник.
   Тем  временем  Мэри  Поппинс  опять   повернула   компас   и
решительным голосом произнесла: "Восток!"
   Мир снова закружился, и скоро -- детям показалось, что через
несколько секунд, -- пальмовая роща исчезла, и они очутились на
узкой улочке с крошечными странного вида домами. Оказалось, что
они   сделаны   из  бумаги,  их  загнутые  крыши  были  увешаны
колокольчиками, которые тоненько звенели от  каждого  дуновения
ветерка.  Над  домами  протянули  ветви  миндальные  и сливовые
деревья,  усеянные  яркими  цветами,  а  по  улочке  не   спеша
прогуливались   люди,   одетые  в  странные  желто-зелено-синие
одежды. Картина была удивительно мирная и приятная.
   -- Мы, наверное, попали в Китай, -- прошептала Джейн Майклу.
-- Да, я уверена, мы в Китае, --  продолжала  она,  разглядывая
старика,  вышедшего из маленького бумажного домика. Он был одет
в роскошный халат из золотой  парчи  и  шелковые  шаровары,  на
лодыжках  перехваченные  золотыми обручами. Туфли у него были с
длинными загнутыми носками, самого  изысканного  фасона.  Седая
косица  сзади  доставала  до  колен,  а  с верхней губы свисали
длинные тонкие усы.
   Старый  господин,  увидев  Мэри  Поппинс  с  детьми,   низко
поклонился,  коснувшись лбом земли. К удивлению Джейн и Майкла,
Мэри Поппинс ответила таким же поклоном, так что маргаритки  на
ее шляпе подмели землю.
   --  Кто  вас воспитывал? -- прошипела Мэри Поппинс, глядя на
детей из этого необычного положения. Она произнесла  эти  слова
так  грозно, что Джейн с Майклом сочли за лучшее поклониться, и
даже близнецы с почтением наклонили головки в своей коляске.
   Старик церемонно выпрямился и проговорил:
   -- Глубокопочитаемая Мэри  из  дома  Поппинсов!  Соблаговоли
озарить  мое  недостойное  жилище светом твоего благочестия. И,
нижайше  умоляю  тебя,  проводи  к  моему  сирому  очагу   этих
почтенных  странников.  -- Он еще раз поклонился и взмахом руки
пригласил всех в дом.
   Джейн  с  Майклом  никогда  не   слыхали   такой   красивой,
витиеватой  речи  и,  опешив,  смотрели  на старика. Но они еще
больше поразились, услыхав достойный ответ Мэри Поппинс.
   -- Достопочтенный  сэр,  --  начала  она,  --  с  величайшим
сожалением   вынуждены   мы,   ничтожнейшие  из  твоих  друзей,
отказаться от твоего  великодушного,  щедростью  превосходящего
королевское,  предложения.  Ягненок  с  меньшей охотой покидает
свою мать-овцу, птенец -- свое  гнездо,  чем  мы  расстаемся  с
твоим    ослепляющим   присутствием.   Благородный   и   трижды
великолепный сэр, мы совершаем вояж вокруг земли, и наш визит в
твой прекрасный город  носит,  увы,  кратковременный  характер.
Позволь  поэтому  без  дальнейших  церемоний освободить тебя от
нашего недостойного присутствия.
   Мандарин, а это, конечно, был он, наклонил голову,  готовясь
отвесить еще один замысловатый поклон, но Мэри Поппинс поспешно
повернула компас и громко произнесла: "Запад!"
   И  опять  закружился мир, так что в глазах у Джейн с Майклом
все замелькало, но  вот  он  остановился,  и  они  оказались  в
большом  сосновом  бору.  Мэри Поппинс быстро вела их к широкой
поляне, где вокруг большого  костра  стояло  несколько  шатров.
Огонь  вырывал  из  темноты странные фигуры, одетые в свободные
туники, штаны из оленьей кожи с бахромой и  головные  уборы  из
перьев.  Одна  из  них  отделилась от стоящих у костра. Это был
очень  высокий  и  очень  старый,  но  зато  украшенный  самыми
красивыми  перьями мужчина. Увидев Мэри Поппинс, он поспешил ей
навстречу.
   -- Мэри Утренняя Звезда, -- сказал он. -- Приветствую тебя в
нашем лесу. -- Он поклонился и коснулся лба Мэри  своим.  Затем
повернулся   к  детям  и  проделал  со  всеми  четырьмя  ту  же
церемонию.
   -- Мой  вигвам  ждет  вас,  --  сказал  он  с  торжественным
дружелюбием. -- Мы жарим оленя. Милости просим разделить с нами
наш ужин.
   --   Великий  Вождь  Полуденное  Солнце,  --  ответила  Мэри
Поппинс, -- мы заглянули совсем ненадолго. В  сущности,  только
проститься.  Мы  совершили кругосветное путешествие. И это наша
последняя остановка.
   -- Да  что  ты  говоришь,  Утренняя  Звезда!  --  воскликнул
Великий  Вождь.  --  Я часто сам мечтал о таком путешествии! Но
все равно, вы должны побыть с нами немного. Пусть этот  молодой
воин   (он   кивнул   на  Майкла)  потягается  в  беге  с  моим
пра-пра-правнуком, имя которого --  Летящий  Как  Ветер.  --  И
Полуденное Солнце хлопнул в ладоши. -- Хай! Хо! Хи-и! -- громко
закричал он.
   В  ту  же  секунду  из  одного  вигвама  выскочил  небольшой
мальчишка, подбежал к Майклу и легко хлопнул его по плечу.
   -- Догоняй! -- крикнул он и помчался со всех ног в лес.
   Майкл, конечно же, бросился вдогонку, Джейн кинулась следом.
Все трое носились  между  соснами,  кружили  вокруг  толстенных
деревьев.  Вел  бегунов  Летящий  Как Ветер, сколько было шуму,
сколько веселья!
   Догнать пра-пра-пра-правнука было невозможно.  Джейн  первая
сдалась,  но Майкл, стиснув зубы, продолжал бег. Нет, он не мог
допустить, чтобы краснокожий мальчишка оказался проворнее его.
   -- Я все равно догоню тебя, -- кричал он.
   -- В чем дело? Что происходит? -- вдруг резко спросила  Мэри
Поппинс.
   Майкл глянул на нее и остановился как вкопанный, потом опять
было  сорвался  с  места,  но, к своему удивлению, не увидел ни
Летящего Как Ветер, ни Великого Вождя, ни костра, ни  вигвамов.
Не  было  даже  ни  одной  сосны.  Одни только скамейки, Джейн,
близнецы в коляске и  Мэри  Поппинс,  стоявшая  на  центральной
дорожке парка.
   --  Бегать столько раз вокруг садовой скамейки! Да ты просто
сошел с ума! Столько глупостей в  один  день.  Могло  бы  уж  и
надоесть. Идем скорее!
   Майкл, обидевшись, надул губы.
   --  Вокруг  света  и  обратно  --  и всего за минуту! Что за
чудесная коробочка! -- восторженно проговорила Джейн.
   -- Отдайте мне мой компас! -- потребовал Майкл.
   -- С вашего позволения, это  мой  компас,  --  сказала  Мэри
Поппинс и опустила его в карман.
   Майкл  посмотрел  на  нее,  как будто хотел убить. Но только
пожал плечами, пошел впереди  всех  и  не  проронил  больше  ни
слова.
   --  Когда-нибудь  я  обгоню  этого мальчишку, -- процедил он
сквозь зубы, входя в калитку дома N 17 по Вишневой улице.
   Но мохнатое чувство у него в душе  не  угомонилось  и  после
кругосветного путешествия с компасом. И к вечеру он стал просто
невыносим.   Подождав,   когда   Мэри  отвернется,  он  ущипнул
близнецов; те заплакали, а он притворно-ласковым  голосом  стал
их утешать.
   Но Мэри Поппинс не легко было обмануть.
   --  Ты  что,  ничего  не  чувствуешь?  На  тебя ведь кое-что
надвигается, -- сказала она многозначительно. Но он уже закусил
удила, ему не было и ни стыдно, и ни страшно. Он пожал плечами,
дернул Джейн за волосы, потом подошел к столу, где  был  накрыт
ужин, и опрокинул свою миску с хлебом и молоком.
   --  Как  не стыдно, Майкл, -- покачала головой Мэри Поппинс.
-- Ты  весь  день  безобразничал.  Но  это  уже  предел.  Я  не
сталкивалась  с  подобным  за всю свою длинную жизнь! Сейчас же
убирайся отсюда. Немедленно в постель, и никаких разговоров!
   Никогда еще Майкл не видел Мэри Поппинс в таком гневе.
   Он пошел в детскую и стал  раздеваться.  Нет,  ему  не  было
стыдно.  Да,  он очень плохой. Ну и пусть: будет еще хуже. Нет,
ему не стыдно. Он убежит от них и пристанет к бродячему  цирку.
Раз  --  дернул  рубашку  и  пуговицы  нет! Вот и хорошо. Утром
меньше застегивать. Еще  одна!  Тем  лучше.  Нет,  ему  совсем,
совсем  не  стыдно.  Он  не причешется и не почистит зубы перед
сном. И молитву не прочитает.
   Майкл уже почти лег в постель, сунул под одеяло ногу и вдруг
увидел на комоде компас.
   Он осторожно, на цыпочках прошел по комнате.  Он  знал,  что
сделает.   Возьмет  этот  компас,  покрутит  его  и  отправится
путешествовать вокруг света.  И  они  никогда  его  не  найдут.
Никогда  больше его не увидят. Они еще обо всем пожалеют. Майкл
неслышно перенес стул к комоду. Залез на него  и  взял  компас.
Несколько раз повернул его.
   --  Север! Юг! Запад! Восток! -- быстро прокричал он, боясь,
что кто-нибудь войдет и помешает.
   За стулом раздался громкий шум.  Майкл  виновато  обернулся,
думая,  что  это  Мэри  Поппинс.  Но  вместо  нее увидел четыре
гигантские фигуры, подступавшие к нему, --  эскимос  с  копьем,
негритянка с огромной дубинкой мужа, мандарин с кривым кинжалом
и  краснокожий  индеец с томагавком. Они надвигались на него со
всех сторон, размахивая над головами оружием, и вид у  них  был
не  добрый  и  приветливый,  как  ему  запомнилось, а злобный и
мстительный. Вотвот они навалятся  на  него,  прямо  перед  ним
маячат  страшные лица. Он чувствовал их горячее дыхание, видел,
как дрожит оружие в их руках.
   С громким криком Майкл выронил из рук компас.
   -- Мэри Поппинс! Мэри Поппинс! На помощь! -- звал он, крепко
зажмурив глаза.
   Почувствовал, как что-то теплое и  мягкое  обвило  его.  Что
это?  Белая  доха  эскимоса,  парчовая мантия мандарина? Туника
индейца? Или перья негритянки? Кто схватил  его?  Ах,  если  бы
только он весь день был хороший! Но теперь уже поздно.
   -- Мэри Поппинс! Миленькая, хорошая!
   --  Ну,  полно,  полно.  Я, благодарение Богу, не глухая. Не
надо так кричать, -- услышал он знакомый спокойный голос.
   Майкл открыл один глаз. Никакого следа гигантских  фигур  из
компаса.  Открыл  другой  -- вдруг тот глаз ошибся. И правда --
никого.
   Он оглядел комнату. Пусто. Он лежит  на  своей  собственной,
мягкой,  как пух, постельке, под своим теплым легким одеялом. И
никакого мохнатого чудища в груди, оно исчезло, как будто его и
не было.
   Майкл лежал умиротворенный и счастливый, точно  у  него  под
подушкой были рождественские подарки для всех, всех.
   -- Что, что это было? -- спросил он у Мэри Поппинс.
   --  Я  ведь  говорила  тебе, что это мой компас. Пожалуйста,
будь так добр, никогда не трогай мои вещи, -- вот  и  все,  что
ответила  ему  Мэри Поппинс. Нагнулась, подняла с пола компас и
опустила себе в карман. Потом стала  собирать  с  пола  одежду,
брошенную Майклом, и складывать ее на стул.
   -- Можно, я сам сложу?
   -- Нет уж, благодарю покорно.
   Мэри  Поппинс  ушла в другую комнату, скоро вернулась и дала
ему в руки что-то теплое. Это была чашка с молоком.
   Майкл стал пить очень медленно, маленькими глоточками, чтобы
Мэри Поппинс подольше побыла с ним.
   Она стояла рядом, не говоря ни слова, наблюдая, как медленно
убывает молоко. Он чувствовал такой знакомый запах  булочек  от
ее   хрустящего  фартука.  Сколько  он  ни  старался  растянуть
удовольствие, молоко  когда-нибудь  должно  было  кончиться;  и
скоро,  огорченно  вздохнув,  он  протянул  Мэри Поппинс пустую
чашку и юркнул под одеяло. Он никогда  не  думал,  что  постель
такая теплая и уютная. Какое счастье, какая удача, что он жив и
сейчас уснет в своей детской!
   -- Правда, смешно, Мэри Поппинс, -- сказал он сквозь сон, --
я был сегодня таким гадким, а сейчас мне так хорошо!
   --  Мда, -- произнесла Мэри Поппинс, подоткнула ему одеяльце
и пошла мыть посуду, оставшуюся после ужина.




   -- А может, ее там не будет, -- сказал Майкл.
   -- Она всегда там, -- ответила Джейн. -- Вот увидишь.
   Они шли вверх по Лудгейт-Хилл. В Сити у себя  в  конторе  их
ждал мистер Банкс. Утром он сказал миссис Банкс:
   --  Дорогая, хорошо бы Джейн с Майклом зашли сегодня за мной
в контору, если, конечно, не будет дождя и  ты  не  возражаешь.
Мне вдруг захотелось пойти в кафе "Чай с пряниками". Я ведь так
редко позволяю себе какое-нибудь баловство.
   Миссис Банкс ответила, что подумает о его словах.
   Весь  день  Джейн  и  Майкл с замиранием сердца наблюдали за
мамой, но было похоже, что о словах отца она и  думать  забыла.
Из  ее  разговоров  явствовало,  что  у  нее  в голове счета из
прачечной, новое пальто для  Майкла,  пропавший  адрес  тетушки
Флосси  и  несчастная  миссис Джексон, которая пригласила ее на
чай во второй вторник месяца, а ведь знала,  что  в  этот  день
пойдет лечить зубы.
   И  вот  когда  они  совсем  уже  потеряли  надежду, что мама
вспомнит про слова отца, миссис Банкс вдруг сказала:
   --  Ну  вот  что,  дети,  хватит  таращить  на  меня  глаза.
Одевайтесь  поскорее.  Вы  сегодня  идете с отцом в кафе "Чай с
пряниками". Вы что, забыли?
   Да разве они  могли  это  забыть?  Дело  было  не  только  в
пряниках. Была еще Птичница -- а это самое лучшее на свете!
   Вот   почему   они   в   таком  волнении  шагали  сейчас  по
Лудгейт-Хилл.
   Мэри Поппинс шла между ними в своей новой шляпке и выглядела
потрясающе. Каждые  пять  минут  она  смотрелась  в  зеркальные
витрины  --  и каждый раз убеждалась, что шляпка была на месте,
красные розы не превратились в какиенибудь  простенькие  цветы,
вроде маргариток. При этом она замедляла шаг, а Джейн с Майклом
вздыхали,  но  не  смели  ничего  сказать -- вдруг Мэри Поппинс
рассердится  и  будет  назло  по  часу  стоять  у   витрины   и
разглядывать себя не только спереди, но и с боков.
   Но  вот  наконец подошли они к Собору Святого Павла, который
построил много лет назад человек с птичьим именем --  Христофер
Рен.  (У  них  дома  жил однажды скворец по имени "Христофер".)
Наверное, поэтому птицы так любят этот  Собор  и,  конечно,  по
этой причине рядом с Собором жила старая Птичница.
   -- Вот она! -- вдруг закричал Майкл и сплясал танец дикарей.
   -- Перестань паясничать, -- сказала Мэри Поппинс и последний
раз  взглянула  на  отражение  красных  роз  в витрине ковровой
лавки.
   -- И опять поет свою песню!  --  воскликнула  Джейн,  крепко
прижимая к груди ладошки -- вдруг сердце от радости выскочит.
   --  Купите  птичкам  обед!  Всего  два  пенни  пакет! Купите
птичкам обед! Два пенни пакет! -- нараспев выкрикивала Птичница
одну и ту же строчку, протягивая прохожим пакетики  с  хлебными
крошками.
   А  вокруг  нее  порхали десятки, а может, сотни птиц, вились
над головой, взлетали и снова падали вниз.
   Мэри Поппинс называла всех птиц "воробушки". Все  птицы  для
нее  на  одно  лицо,  высокомерно  объясняла она. Но Джейн-то с
Майклом знали -- никакие это не воробьи, а голуби  и  горлинки.
Среди  них  были  болтливые,  суетливые  сизые  голуби-бабушки;
быстрые грубоголосые  голуби-дядюшки;  трезвонящие  "денег-нет,
денег-нет" голуби-папы и бестолковые, озабоченные нежно-голубые
горлицы-мамы. Так, во всяком случае, казалось Джейн и Майклу.
   Птицы  кружили  и кружили над головой Птичницы, а когда дети
подошли, вдруг шумно взмыли  вверх  и  сели  на  самую  макушку
Святого  Павла,  громко  гуля и не обращая на Птичницу никакого
внимания.
   Сегодня была  очередь  Майкла  покупать  птицам  еду.  Джейн
покупала  в  прошлый  раз.  Он подошел к Птичнице и протянул ей
четыре полупенсовика.
   -- Купите птичкам обед! Всего два пенни  пакет!  --  пропела
Птичница,  вложила  ему в руку птичью еду и спрятала полученные
монетки в складках широченной черной юбки.
   -- Если бы ваши пакеты стоили один пенс, я бы купил два,  --
сказал Майкл.
   --  Купите  птичкам  обед!  Всего  два пенни пакет! -- опять
прокричала Птичница, как кукушка, у которой только  одна  песня
-- "ку-ку", "ку-ку", о чем ее ни спросишь.
   Джейн  с  Майклом и Мэри Поппинс высыпали крошки на землю, и
скоро птицы сначала поодиночке, потом  по  две,  по  три  стали
слетать с купола.
   --  Дура  полоротая,  --  презрительно сказала Мэри Поппинс,
когда одна голубка, клюнув  крошку,  тут  же  выпустила  ее  из
клюва.
   Но  остальные  птицы  клевали  на  зависть,  громко  воркуя,
толкаясь и цокая лапками. Скоро все было съедено  подчистую  --
ведь  воспитанные  голуби  ничего не оставляют. Убедившись, что
больше есть нечего,  голуби  одним  мощным,  рябящим  в  глазах
движением   вспорхнули  и  закружились  над  головой  Птичницы,
повторяя на своем языке  ее  бесконечную  песню.  Одна  голубка
опустилась  ей  на  шляпку и села, поджав лапки, -- точь-в-точь
украшение на короне. А какой-то голубь принял новую шляпку Мэри
Поппинс за розовый куст и сорвал клювом цветок.
   -- Ах ты, негодный воробей! -- воскликнула  Мэри  Поппинс  и
махнула  на  него зонтом. Голубь, оскорбленный до глубины души,
подлетел к Птичнице и назло Мэри Поппинс воткнул розу  в  шляпу
Птичницы.
   --   Начинка  для  пирога,  вот  ты  кто!  --  не  на  шутку
рассердилась Мэри Поппинс. Бросила на  него  последний  гневный
взгляд  и прибавила, обращаясь к детям: -- Идемте скорее! Давно
пора идти.
   А  голубь  только  рассмеялся,  повернулся  к  Мэри  Поппинс
хвостом и презрительно тряхнул им.
   -- До свидания, -- сказал Майкл Птичнице.
   -- Купите птичкам обед! -- пропела та, улыбнувшись.
   -- До свидания, -- подхватила Джейн.
   --  ...всего  два  пенни  пакет!  --  закончила  Птичница  и
помахала детям.
   Пошли все трое дальше -- дети справа и слева, Мэри Поппинс в
середине.
   -- А что будет потом, когда все уйдут? --  спросил  Майкл  у
Джейн.
   Он  хорошо  знал,  что  будет,  но  по  правилам игры должен
спросить у Джейн, ведь это в общем-то ее история.
   И Джейн стала рассказывать, а  он  вставлял  то,  что  Джейн
пропускала.
   -- Ночью, когда все спят... -- начала Джейн.
   -- ... и на небе зажигаются звезды, -- прибавил Майкл.
   --  И  даже  если не зажигаются, все голуби слетают с купола
Святого Павла и прыгают вокруг Птичницы, смотрят,  не  осталось
ли  где  крошек.  И  если  осталось,  клюют, чтобы утром вокруг
Собора была чистота. А когда наведут чистоту...
   -- Ты забыла, они еще купаются.
   -- Да, купаются и  чистят  перышки.  Делают  три  круга  над
Птичницей. И после этого устраиваются на покой.
   -- Садятся к ней на плечи?
   -- Да, и на шляпу.
   -- И на корзину с пакетами?
   --  Да, и на корзину. Потом Птичница гладит перышки у них на
голове и говорит им, что надо слушаться и хорошо себя вести.
   -- На птичьем языке?
   --  Да.  А  когда  у  них  начинают  слипаться  глазки,  она
расправляет  складки  своей юбки, как мама-курица крылья, и все
голуби и голубки -- порх-порх-порх -- прячутся к ней под подол.
Спрячется  последний   голубь,   она   начинает   покачиваться,
кудахтать над ними, они засыпают и крепко спят до утра.
   Майкл счастливо вздохнул. Он любил эту историю и мог слушать
ее без конца.
   -- Это все правда, верно, Джейн? -- как всегда, спросил он.
   -- Нет, -- ответила, как всегда, Мэри Поппинс.
   -- Да, -- сказала Джейн. Она лучше все знала.




   --  Два фунта сосисок. Самых лучших, свиных, -- сказала Мэри
Поппинс. -- И поскорее, пожалуйста, мы очень спешим.
   Мясник был толстый и красный, как  его  сосиски.  Просторный
фартук  в  белую  и  голубую полоску облегал его большой живот.
Характер у него общительный. Облокотившись о деревянную колоду,
он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс.
   -- Спешите? -- сказал он. -- Как жаль!  Я  думал,  вы  зашли
поболтать  о  том,  о  сем.  Мы,  мясники,  как известно, любим
хорошую компанию. А что может быть лучше, чем  беседа  с  такой
прелестной  леди...  --  мясник  вдруг осекся, увидев лицо Мэри
Поппинс. Его выражение было ужасно. И мяснику очень  захотелось
сию минуту провалиться сквозь землю.
   --  Понимаю,  понимаю,  --  лицо его густо покраснело. -- Вы
ведь спешите, конечно. Два фунта,  вы  сказали?  Самых  лучших,
свиных? Сейчас будет готово.
   Он  подцепил  крюком  связку сосисок, висевших под потолком.
Отрезал конец в три четверти ярда длиной, сложил их  гармошкой,
завернул  сначала  в  белую бумагу, а потом еще в оберточную. И
положил пакет на прилавок.
   -- Что-нибудь еще? -- с надеждой спросил он.  Лицо  его  все
еще пылало.
   --  Ничего,  -- отрезала Мэри Поппинс, презрительно фыркнув.
Взяла сосиски,  быстро  развернула  коляску  и  с  таким  видом
выкатила  ее,  что  мясник  понял -- он нежданнонегаданно нанес
покупательнице смертельную  обиду.  Но  выйдя  из  лавки,  Мэри
Поппинс  как  ни в чем не бывало остановилась у витрины: хотела
еще раз взглянуть со стороны, как выглядят ее новые  туфли,  --
лайковые,   блестящие,  на  двух  пуговицах,  они  были  верхом
элегантности.
   Джейн с Майклом шли  сзади  и  гадали,  когда  Мэри  Поппинс
вычеркнет  в  своем  списке  последнюю  покупку, но спросить не
осмеливались -- такое у нее было лицо.
   Мэри Поппинс взглянула налево, направо, словно решала,  куда
пойти.  "В  рыбную лавку!" -- наконец сообразила она и покатила
коляску в соседнюю лавку.
   -- Одну мелкую  камбалу,  полтора  фунта  крупной,  полфунта
креветок  и  одного  омара, -- выпалила она на одном дыхании --
понять  ее  мог  разве  только  тот,  кто  каждый  день  слышит
подобное.
   Продавец  рыбы  в  отличие  от  мясника был длинный и тощий:
анфаса, казалось, у него совсем нет, только фланги. Вид у  него
был  такой унылый, как будто он вот-вот заплачет. Джейн думала,
что его, наверное, с детства гложет какое-то горе, а Майкл  был
уверен,  что  мама  в  младенчестве  кормила его одним хлебом с
водой и он никак не может это забыть.
   -- Что-нибудь еще? -- таким безнадежным голосом спросил  он,
как будто не сомневался в ответе.
   -- Не сегодня, -- ответила Мэри Поппинс.
   Продавец  рыбы  печально покачал головой: он понял, что Мэри
Поппинс ничего больше не купит.
   Тихо вздыхая, он завернул покупки, обвязал пакет бечевкой  и
бросил в коляску.
   --  Скверная  погода,  -- сказал он, вытирая рукой глаза. --
Думаю, лета  в  этом  году  не  будет.  Впрочем,  было  ли  оно
когда-нибудь?  Гмм,  а  вид-то  у  вас не очень цветущий, -- он
посмотрел на Мэри Поппинс. -- Хотя и у всех других не лучше.
   Мэри Поппинс гордо вскинула голову.
   -- Вы на себя посмотрите, -- резко сказала  она,  распахнула
дверь  и  так  сильно  толкнула  коляску,  что опрокинула банку
устриц.
   -- Высказался! -- фыркнула Мэри Поппинс и взглянула на ноги.
"Вид не очень  цветущий"!  Это  в  новых-то  туфлях,  лайковых,
блестящих,  на  двух  пуговицах!"  --  вот что услышали Майкл и
Джейн в ее восклицании.
   На улице Мэри Поппинс опять заглянула  в  список  покупок  и
стала  что-то  вычеркивать. Майкл нетерпеливо переступал с ноги
на ногу.
   -- Мэри Поппинс, мы пойдем когда-нибудь домой? -- наконец не
выдержал он.
   Мэри Поппинс подняла  голову  и  уничтожающе  посмотрела  на
него.
   -- Как получится, -- коротко ответила она и стала складывать
список  вчетверо.  Майкл  чуть  не  стукнул себя за выскочившие
слова.
   --  Ты  можешь  идти  домой,  если  хочешь,  --  высокомерно
произнесла она. -- А мы идем покупать пряники.
   Кончики  рта  у  Майкла  поехали  вниз.  Вечно он что-нибудь
ляпнет! Он же не знал, что последними в списке -- пряники.
   -- Тебе туда, -- Мэри Поппинс махнула в сторону Вишневой. --
Смотри не заблудись, -- прибавила она, подумав.
   -- Мэри Поппинс, пожалуйста, возьмите меня с собой! Вы  ведь
пошутили? Пожалуйста, не сердитесь, -- стал просить Майкл.
   --  Давайте  возьмем  его,  Мэри  Поппинс, -- заступилась за
брата Джейн. -- Хотите, я покачу коляску? Только простите его.
   Мэри Поппинс фыркнула.
   -- Если бы не пятница,  --  сказала  она,  грозно  глядя  на
Майкла,  --  я  бы-- дзык! -- и отправила тебя домой. Дзык -- и
все!
   И Мэри Поппинс покатила близнецов дальше.  Джейн  с  Майклом
поняли,  что  она немного смягчилась, и вприпрыжку поспешили за
ней, ломая голову, что бы могло значить это "дзык". Вдруг Джейн
заметила, что они идут совсем не в ту сторону.
   -- Мэри Поппинс, мне послышалось, вы сказали,  что  мы  идем
покупать  пряники.  Но  ведь  наша кондитерская совсем в другой
стороне... -- осмелилась заговорить Джейн, но осеклась,  увидев
лицо Мэри Поппинс.
   -- Кто делает покупки -- ты или я? -- спросила Мэри Поппинс.
   -- Вы, -- прошептала Джейн.
   --  Да?  А  я  думала,  что ты, -- Мэри Поппинс презрительно
усмехнулась.
   Она легонько повернула коляску, свернула  за  угол  и  вдруг
остановилась.  Джейн  с  Майклом  тоже  остановились,  чуть  не
налетев на нее, и увидели престранного вида лавчонку. Она  была
крошечная  и  какая-то  замурзанная.  В окнах висели фестоны из
цветной бумаги, а с витринных  полок  уныло  глядели  выцветшие
коробочки  с  шербетом, столетние карамельные палочки и древние
леденцовые шарики на палочках. Между окон была маленькая темная
дверца, куда Мэри Поппинс и втолкнула коляску; Джейн с  Майклом
вошли следом и попали в маленькую полутемную комнатку.
   Вдоль  трех  ее стен тянулись прилавки со стеклянным верхом.
Под стеклом были  выложены  ряды  темно-бурых  пряников,  и  на
каждом горела звездочка, их было так много, что казалось -- это
они освещают комнату слабым сиянием. Джейн с Майклом огляделись
--  интересно, кто торгует в этой древней лавке, как вдруг Мэри
Поппинс громко позвала:
   -- Фанни! Анни! Вы где?  --  ее  голос  несколько  раз  эхом
отразился  от  темных  стен. И тут же за прилавком возникли две
великанши  и  поздоровались  за  руку  с  Мэри  Поппинс.  Потом
перегнулись   через  прилавок  и  могучими,  под  стать  росту,
голосами приветствовали Джейн и Майкла.
   -- Здравствуйте, мисс... -- Майкл  помедлил,  не  зная,  кто
Анни, кто Фанни.
   --  Меня  зовут  Фанни,  -- сказала одна из сестер. -- Какое
"здравствовать!" Ревматизм замучил.  Но  все  равно  на  добром
слове спасибо.
   Она  говорила  с такой скорбью, как будто первый раз в жизни
ее так учтиво приветствовали.
   -- Какая прекрасная сегодня погода,  --  вежливо  обратилась
Джейн  ко  второй  сестре, которая целую минуту не выпускала ее
ладошку из своей огромной руки.
   -- А я -- Анни, -- представилась  она  плаксивым  голосом  и
прибавила: -- Не по милу хорош, а по хорошему мил.
   Джейн   и   Майклу  их  манера  говорить  показалась  весьма
странной, но удивляться было некогда. Мисс Фанни  и  мисс  Анни
уже  тянулись к коляске, и каждая поздоровалась за руку с одним
из близнецов. Джон с Барбарой испугались и стали реветь.
   -- Что, что, что  такое?  Кто  тут  шумит?  --  раздался  из
глубины  лавки  тонкий  голосок. Услыхав его, мисс Фанни и мисс
Анни так  испугались,  точно  попали  в  лапы  к  людоеду.  Они
заметались по лавке, словно искали уголок, куда бы спрятаться.
   --  Что  тут  происходит?  --  голосок с нотками любопытства
прозвучал совсем близко, и из-за прилавка  выскочила  маленькая
сухонькая  старушонка,  с  маленьким, сморщенным личиком, тремя
волосинками на голове, уложенными, однако, в  модный  пучок  на
макушке,  и  тонкими,  как  жердочки,  ножками.  Такой  древней
старухи Джейн с Майклом никогда в жизни не видели. Несмотря  на
это,  она  легко  и  весело  подбежала к ним, точно молоденькая
девушка.
   -- Что, что, что такое! Вот тебе на! Да  ведь  это,  Господи
прости,  Мэри  Поппинс  с  Барбарой  и Джоном Банксами! Да тут,
никак,  и  Джейн  с  Майклом!  Какой  приятный  сюрприз!  Какая
приятная  неожиданность!  Последний  раз  я была так же приятно
удивлена, когда Христофор Колумб открыл  Америку.  Даю  честное
слово!
   Она  сияла  от  радости,  а  ноги,  обутые в мягкие сапожки,
выделывали мелкие задорные па. Она подбежала к коляске и  стала
покачивать  ее и делать козу тонкими скрюченными пальцами. Джон
и Барбара сразу перестали плакать, загулили и засмеялись.
   -- Так-то  лучше!  --  весело  пискнула  старушка.  И  вдруг
сделала  очень  странную  вещь  --  отломила два своих пальца и
протянула Джону с  Барбарой.  Но  это  еще  не  все!  На  месте
отломанных  тотчас же выросли два новых. Джейн с Майклом видели
все это собственными глазами.
   -- Это всего-навсего ячменный сахар, --  объяснила  старушка
Мэри Поппинс. -- Он им не повредит.
   -- Вы, миссис Корри, можете дать им что хотите. Из ваших рук
им ничего   не   повредит,   --   ответила   Мэри   Поппинс   с
несвойственной ей любезностью.
   -- Как жаль, что это  не  мятные  палочки,  --  вырвалось  у
Майкла.
   --  Иногда  они  бывают  и  мятными палочками, -- с радостью
сообщила миссис Корри. -- И к тому же очень вкусными. Я сама их
люблю грызть, особенно если не спится ночью. Мята очень полезна
для желудка.
   -- А чем они будут  в  следующий  раз?  --  спросила  Джейн,
проявляя вполне понятный интерес к пальцам миссис Корри.
   -- Это действительно вопрос! Не знаю, -- пожала миссис Корри
плечами.--   Это   непредсказуемо.  Впрочем,  можно  попытаться
угадать.  "Почему  бы  не  попытаться",  как  сказал  Вильгельм
Завоеватель  своей  матери,  которая  не  советовала  ему  идти
покорять Британию.
   -- Вам, наверное,  очень,  очень  много  лет,  --  вздохнув,
сказала  Джейн.  Она  так  завидовала  миссис  Корри -- столько
прожить и все помнить! Вот бы и ей такую память.
   Миссис  Корри  тряхнула  маленькой   головкой   и   залилась
тоненьким смехом.
   --  Очень  много  лет!  Да  я  сосунок  по  сравнению с моей
бабушкой. Вот ей действительно очень, очень много лет.  Но  мое
появление  на  свет  восходит  к  незапамятным  временам. Я, во
всяком  случае,  помню,  как  создавали  землю.  Я  была  тогда
желторотым подростком. Боже мой! Это был труд, скажу я вам!
   Она  вдруг  замолчала  и  скосила  на  детей свои остренькие
глазки.
   -- Да что это я! Совсем зарапортовалась, а гости  мои  ждут.
Полагаю,  душенька,  --  она  повернулась  к  Мэри Поппинс, как
видно, своей старой знакомой,  --  что  вы  пришли  ко  мне  за
пряниками?
   --  Вы  не  ошиблись,  миссис Корри, -- учтиво ответила Мэри
Поппинс.
   -- Отлично. Фанни и Анни уже дали вам  пряников?  --  Миссис
Корри вопросительно посмотрела на Джейн и Майкла.
   Джейн   отрицательно   покачала   головой.  А  за  прилавком
послышался приглушенный шепот.
   -- Нет, мамочка, -- едва слышно проговорила мисс Фанни.
   -- Мы как раз собирались дать,  мамочка...  --  начала  мисс
Анни испуганно.
   Выпрямившись  во весь свой рост и бросив испепеляющий взгляд
на дочерей-великанш, миссис Корри сказала тихим, полным ярости,
устрашающим голосом:
   -- Как раз собирались дать? Вон что, оказывается! Потрясающе
интересно! А кто, позволь тебя  спросить,  Анни,  позволил  вам
раздавать мои пряники?
   --  Никто,  мамочка.  Я  никому  ничего  не давала. Я только
подумала...
   -- Она только подумала! Очень мило  с  твоей  стороны.  Буду
очень тебе обязана, если ты перестанешь думать. В этом доме обо
всем  думаю  я! -- сказала миссис Корри тихим, но пронзительным
голосом. И вдруг рассыпалась мелким хрипловатым смехом.
   --   Взгляните   на   нее!   Нет,   вы   только   взгляните!
Трусишка-зайчишка! Рева-корова! -- тыкала она узловатым пальцем
в свою дочь.
   Джейн  с  Майклом  взглянули  и  увидели,  как  по огромному
несчастному лицу мисс Анни катится большая  слеза:  но  они  не
осмелились  вмешаться  --  крошечная  миссис  Корри  внушала им
трепет, почти ужас. Правда, стоило  миссис  Корри  отвернуться,
Джейн улучила минуту и протянула мисс Анни свой носовой платок,
который  от  одной слезы так намок -- хоть выжимай. Мисс Анни и
выжала его и только потом отдала Джейн.
   -- А  ты,  Фанни,  интересно,  ты  тоже  думала?  --  тонкий
пронзительный голосок хлестнул вторую сестру.
   -- Нет, мамочка, -- дрожа, ответила мисс Фанни.
   -- Ну, хоть ты, слава Богу, не думала! Подними это стекло!
   Пляшущими пальцами мисс Фанни открыла стеклянный верх.
   --   А   теперь,  мои  дорогие,  --  совсем  другим  голосом
проговорила  миссис  Корри,  глядя  на  Джейн  с   Майклом,   и
улыбнулась так ласково, что они устыдились: кого тут бояться --
такая  милая старушка, -- подите сюда, мои птенчики, и выберите
себе  пряники,  --  продолжала  она.  --  Пряники  приготовлены
сегодня  по  особому  рецепту  --  я  получила  его от Альфреда
Великого. Он очень хорошо стряпал, хотя, помню, печенье у  него
один раз подгорело. Сколько вам дать?
   Джейн с Майклом посмотрели на Мэри Поппинс.
   --  Каждому  по четыре, -- сказала она. -- Всего двенадцать.
Значит, дюжину.
   -- Прибавлю еще один и будет чертова дюжина. -- Миссис Корри
озорно глянула на детей. -- Ну, берите же!
   И  Джейн  с  Майклом  взяли  тринадцать  душистых   коричных
пряников,  у  каждого  наверху  светилась  звездочка из золотой
бумаги. Майкл не удержался и откусил от одного кусочек.
   -- Вкусно?  --  прокудахтала  миссис  Корри.  Майкл  кивнул.
Миссис  Корри  на радостях подхватила руками юбки и пустилась в
пляс.
   --  Ура!  Ура!  Восторг!  Ура!  --  выкрикивала  она  тонким
голосом. Наконец остановилась, и лицо ее посерьезнело.
   --  Но  вы должны знать, я даю пряники за плату. Труд должен
вознаграждаться. С каждого из вас по три пенса.
   Мэри Поппинс  открыла  кошелек  и  вынула  три  трехпенсовых
монетки. И дала по одной Джейн и Майклу.
   --  А  теперь,  --  скомандовала  миссис Корри, -- приклейте
монетки к моему платью. Так поступают мои покупатели.
   Дети взглянули на ее длинное черное платье. И действительно,
все оно  было  усеяно  трехпенсовиками,  как  платье  принцессы
бриллиантами.
   -- Скорее же! Подите сюда и прилепляйте, -- повторила миссис
Корри, потирая руки в предвкушении удовольствия. -- Не бойтесь,
они не попадают на пол.
   Мэри  Поппинс  подошла  первая и прижала свой трехпенсовик к
воротничку.
   И что вы думаете? Он приклеился!
   Тогда и они прилепили свои монетки -- Джейн на правое плечо,
а Майкл на левый рукав.
   -- Поразительно! -- развела руками Джейн.
   -- Ничего поразительного, -- хихикнула миссис Корри. -- Или,
вернее, не более поразительно, чем все другое, о чем я могла бы
рассказать, -- и она подмигнула Мэри Поппинс.
   -- Боюсь, нам пора уходить, миссис Корри,  --  сказала  Мэри
Поппинс.  -- У нас сегодня на обед дрочена, а мне еще предстоит
ее испечь. Эта миссис Брилл...
   -- Бедная кухарка? -- спросила миссис  Корри,  прервав  Мэри
Поппинс.
   -- Бедная! -- Мэри Поппинс презрительно фыркнула. -- Я бы ее
по-другому назвала.
   --  Ну  что  ж, -- миссис Корри прижала указательный палец к
носу и задумалась. Но скоро опять заговорила.
   -- Дорогая мисс Поппинс, -- важно  произнесла  она.  --  Мне
было  очень  приятно  повидать  вас,  и  я уверена, мои девочки
получили от  вашего  визита  не  меньше  удовольствия,  --  она
махнула  рукой  в сторону двух печальных великанш. -- Приходите
еще вместе с Джейн, Майклом  и  младенцами  и  не  откладывайте
визит в долгий ящик. Вы уверены, что донесете пряники домой? --
обратилась она к детям.
   Они  кивнули. Миссис Корри подошла к ним поближе -- у нее на
лице было странное, серьезное, даже испытующее выражение.
   -- Хотела бы я знать, -- сказала она мечтательно, -- что  вы
сделаете с бумажными звездами?
   --  Мы  их  спрячем  на память, -- ответила Джейн. -- Мы так
всегда делаем.
   -- Э-э... спрячете  на  память?  А  интересно,  куда  вы  их
спрячете?  -- миссис Корри сощурила глаза, и от этого взгляд ее
стал еще более испытующим.
   -- Ну, свои я положу в левый верхний ящик комода под носовые
платки,-- сказала Джейн.
   -- А мои будут  в  коробке  из-под  обуви  на  нижней  полке
платяного шкафа, -- поспешил добавить Майкл.
   --  Верхний  левый  ящик  комода  и  коробка  из-под обуви в
платяном шкафу, -- раздумчиво  протянула  миссис  Корри,  точно
хотела  заучить  наизусть  эти  слова.  Потом взглянула на Мэри
Поппинс и слегка кивнула. Мэри Поппинс тоже ответила ей  легким
кивком. Казалось, их связывает какая-то общая тайна.
   -- Ну и прекрасно! -- воскликнула, сияя, миссис Корри. -- Вы
даже  не  представляете, как я рада, что вы будете хранить свои
звезды! Я это запомню. Я помню решительно  все.  Даже  то,  что
бывало  на  обед  у  короля Артура каждое второе воскресенье. А
теперь  давайте  прощаться.  До  скорого  свидания.  Са-а-амого
скорого!
   Голос  миссис  Корри  становился  все  тише,  тише и наконец
совсем смолк; и в тот же миг, не понимая,  как  это  случилось,
Джейн  с Майклом очутились на улице -- шли позади Мэри Поппинс,
которая опять изучала свой список намеченных покупок.
   Они посмотрели по сторонам, обернулись назад.
   -- Что это, Джейн? -- удивился Майкл. -- Где же лавка?
   -- Ее нигде нет,  --  сказала  Джейн,  ища  глазами  древний
домишко.
   И   они  не  ошиблись.  Лавки  не  было.  Как  сквозь  землю
провалилась.
   -- Как странно! -- воскликнула Джейн.
   -- Очень! -- согласился Майкл. -- А пряники какие вкусные.
   И они стали откусывать пряники с разных сторон, превращая их
то в человечка, то в цветок, то в чайник, и совсем  забыли  про
лавку миссис Корри. А лавка и правда была очень странная.
   ...Вспомнили они о ней посреди ночи, когда свет везде в доме
был погашен, а им полагалось видеть уже десятый сон.
   -- Джейн! Джейн! -- прошептал Майкл. -- Слышишь, кто-то идет
по лестнице, на цыпочках.
   --  Ш-ш-ш,  --  зашипела  Джейн,  она  тоже  услыхала  чьито
осторожные шаги.
   Дверь в детскую с легким скрипом отворилась, и кто-то вошел.
Это была Мэри  Поппинс,  в  пальто  и  шляпке,  как  будто  она
собралась гулять.
   Она  ходила  по  комнате быстрыми неслышными шагами. Джейн с
Майклом наблюдали за ней, не шевелясь и смежив веки до щелочек.
Первым делом Мэри Поппинс подошла к комоду, открыла ящик и  тут
же  закрыла  его.  Потом на цыпочках подошла к платяному шкафу,
открыла дверцу, наклонилась и не  то  положила  что-то,  не  то
что-то  взяла  --  они  не рассмотрели. Послышался легкий стук,
дверца захлопнулась, и Мэри Поппинс поспешно вышла из детской.
   Майкл сел в постели.
   -- Что она делала? -- спросил он у Джейн громким шепотом.
   -- Не знаю. Может, она забыла перчатки или туфли... -- Джейн
вдруг замолчала. -- Майкл, слышишь? -- прошептала она.
   Он прислушался.  Откуда-то  снизу,  скорее  всего  из  сада,
доносились чьи-то взволнованные, приглушенные голоса.
   Джейн  соскочила  с  постели и знаком позвала Майкла. Босыми
ногами прошлепали они к окну и выглянули наружу.
   За оградой на тротуаре маячили одна маленькая фигурка и  две
гигантские.
   --  Это миссис Корри с мисс Фанни и мисс Анни, -- прошептала
Джейн.
   Да,  это  были  они.  Престранная  компания!  Миссис   Корри
вглядывалась  сквозь калитку во двор дома N 17. У мисс Фанни на
плечах балансировали две длинные-предлинные  лестницы,  у  мисс
Анни  в  одной  руке  было  ведро с чем-то похожим на клей, а в
другой -- огромная малярная кисть.
   Стоя у окна, задернутого шторой, Джейн и Майкл ясно  слышали
голоса ночных визитеров.
   -- Она запаздывает, -- сердито проговорила миссис Корри.
   -- Может, кто-нибудь из детей заболел, -- робко предположила
мисс  Фанни,  двигая плечами, чтобы лестницы не упали, -- и она
не может...
   -- Прийти вовремя, --  докончила,  нервно  поеживаясь,  мисс
Анни.
   --  Тихо!  --  приказала  кипящая  гневом  мамаша, и Джейн с
Майклом явственно услыхали, как она прошептала: "Велика жирафа,
да дура", -- без сомнения относя эту поговорку к дочерям.
   -- Тс-с, --  миссис  Корри  прислушалась,  склонив  поптичьи
маленькую головку.
   И  тотчас  же входная дверь тихонько скрипнула и послышались
чьи-то шаги, ступающие по  гравию.  Это  была  Мэри  Поппинс  с
корзинкой  в руке, откуда шел слабый, таинственный свет. Миссис
Корри улыбнулась и помахала рукой.
   -- Скорее, скорее, надо спешить! -- сказала  она  подошедшей
Мэри Поппинс и, взяв ее за руку, перевела взгляд на дочерей. --
Веселее   смотрите,   вы,   двое!   --   И  она  пошла  вперед,
сопровождаемая мисс Фанни и мисс Анни, которые, как ни силились
смотреть веселее, ничего не могли с  собой  поделать.  Они  шли
сзади, тяжело ступая и сгибаясь под тяжестью своей ноши.
   Джейн  с  Майклом  не  отрывали  от  них глаз. Вот процессия
спустилась по Вишневой, свернула налево и пошла вверх по склону
холма. Наконец взобрались на самый верх,  на  поляну,  поросшую
травой, где не было ни одного дома, и там остановились.
   Мисс  Анни  опустила  ведро  с  клеем на землю, а мисс Фанни
сбросила  с  плеч  обе  лестницы  и  поставила  их  так,  чтобы
получилась высокая, до самого неба, буква Л. И вместе с сестрой
стала ее держать.
   -- Что они собираются делать? -- изумленно воскликнул Майкл.
Но Джейн ничего не ответила -- еще минута, и он сам все увидит.
   Как только лестницы были прочно установлены -- один конец на
земле, другой на небе, -- миссис Корри, зажав под мышкой кисть,
подхватила  одной  рукой  юбки, другой взяла ведро и полезла по
лестнице вверх, осторожно нащупывая  ногами  перекладины.  Мэри
Поппинс со своей корзинкой полезла по другой лестнице.
   И  тут  началось  нечто  невероятное.  Добравшись до верхней
перекладины, миссис Корри окунула кисть в ведро и стала  мазать
клеем  небо. А Мэри Поппинс взяла из корзины что-то блестящее и
стала пришлепывать к намазанному клеем небу. Когда  она  убрала
руку, они увидели, что она приклеила к небу золотую звездочку с
пряника.  И  та  сразу  неистово засверкала, озаряя вокруг себя
небо мерцающим золотистым светом.
   -- Это наши, -- чуть не заплакал Майкл. -- Наши звездочки  с
пряников. Она думала, что мы спим, тихонько вошла и взяла их.
   А  Джейн  ничего  не сказала. Она не отрываясь смотрела, как
миссис Корри мажет кистью небо, а Мэри  Поппинс  приклеивает  к
нему  звезды. Когда места на небе не хватало, мисс Фанни и мисс
Анни двигали лестницы дальше.
   Наконец  работа  была  окончена.  Мэри  Поппинс  перевернула
корзинку  и  потрясла  --  корзинка  была пуста. Тогда обе дамы
спустились вниз, и процессия двинулась в  обратный  путь,  мисс
Фанни тащила на плечах лестницы, а мисс Анни позвякивала пустым
ведром. На углу остановились, перекинулись о чем-то несколькими
словами,  Мэри Поппинс пожала всем руки и заспешила по Вишневой
домой. А миссис Корри, пританцовывая в своих  мягких  сапожках,
изящно  подхватив  юбки,  исчезла в противоположном направлении
вместе с громко топавшими дочками-великаншами.
   Скрипнула  садовая  калитка.  Зашуршал  гравий  под  ногами.
Отворилась  входная  дверь  и тихонько закрылась. Джейн и Майкл
услышали тихие шаги Мэри Поппинс по лестнице; она прокралась на
цыпочках мимо детской, вошла в  комнату,  где  спали  близнецы,
разделась и легла спать.
   Как   только   звук   ее   шагов   смолк,  Джейн  с  Майклом
переглянулись, не сказав ни слова, подошли к комоду и заглянули
в левый верхний ящик -- в  нем  ничего,  кроме  стопки  носовых
платков, не было.
   -- Я тебе говорил, -- сказал Майкл.
   Открыли  платяной  шкаф,  заглянули в коробку, она тоже была
пустая.
   -- Как это?  Почему?  --  говорил  Майкл,  сидя  на  краешке
постели и глядя несчастными глазами на Джейн.
   А  Джейн опять ничего не сказала. Она сидела рядом, обхватив
руками коленки, и думала, думала. Но  вот  она  откинула  назад
волосы и встала.
   --  Знаешь, что я хочу знать? -- взглянула она на Майкла. --
Звезды сделаны из золотой бумаги или золотая бумага из звезд?
   Майкл  не  ответил.  Да  Джейн  и  не  ожидала  ответа.  Она
понимала,  объяснить это может только кто-нибудь гораздо мудрее
Майкла.




   Джейн и Майкл ушли на день  рождения.  Они  оделись  во  все
самое  нарядное.  И  Эллен,  увидев  их,  воскликнула,  что они
"красавчики, прямо с витрины".
   Весь день в доме было так тихо, точно дом о чем-то задумался
или, может, задремал.
   Внизу на кухне миссис Брилл, водрузив на  нос  очки,  читала
газеты,  Робертсон  Эй  сидел  в  саду  на  скамейке  и усердно
предавался лени. Миссис Банкс устроилась на  софе  в  гостиной,
подложив под ноги подушечку.
   В  комнате  наверху  Мэри  Поппинс  просушивала  на каминной
решетке  одежду  детей,  а  солнечные  лучи  лились   в   окно,
расцвечивая стены, и плясали в кроватях, где лежали близнецы.
   --  Пожалуйста,  сдвиньтесь немного. Вы светите мне в глаза,
-- сказал Джон громко.
   -- Прости, но это невозможно, -- ответил один  луч.  --  Нам
ведь  надо  обежать всю комнату. Так заведено испокон веков. Мы
движемся весь день с востока на запад, и эта комната как раз  у
нас на пути. Советую тебе зажмуриться, и я как бы исчезну.
   Золотистый столп лучей наискось падал в комнату. Он двигался
довольно быстро, вняв, без сомнения, просьбе Джона.
   --  Какие  вы  нежные  и теплые. Я так вас люблю, -- сказала
Барбара, стараясь поймать в кулачок хотя бы один луч.
   -- Милая девочка, -- ответили лучи и стали гладить ее щечки.
-- Тебе нравится, как мы ласкаем тебя? --  видно,  им  приятно,
когда их любят.
   -- Очень! -- вздохнула с наслаждением Барбара.
   --  Слова! Слова! Слова! Я нигде не слышал столько слов, как
в доме N 17 по Вишневой улице. В  этой  комнате  всегда  кто-то
болтает,  --  проверещал  в  окне чей-то голос. Джон с Барбарой
повернули головы. Это был Скворец, живший на  верху  дымоходной
трубы.
   --  Нет,  как  вам  это  нравится! -- быстро обернулась Мэри
Поппинс. -- Посмотрел бы на  себя.  День-деньской  прыгаешь  по
крышам  и  проводам. И без умолку трещишь, чирикаешь, орешь. Ты
своим гамом мертвого разбудишь! Воробьи и те тише себя ведут.
   Скворец склонил голову набок и глянул на  нее  одним  глазом
сверху оконной рамы.
   --   Ну   и  что?  --  ответил  он.  --  У  меня  уйма  дел:
консультации, дискуссии, диспуты, переговоры. Вот целый день  и
нет языку покоя.
   -- Бедный язык, -- съязвил Джон.
   --   А   я,   между  прочим,  молодой  человек,  не  с  вами
разговариваю, -- Скворец гордо тряхнул крылышками и  слетел  на
подоконник.  --  И  уж, во всяком случае, не тебе это говорить.
Кто в субботу чуть не весь день голосил?
   -- Но я же не болтал языком, -- смутился  Джон.  --  У  меня
животик болел.
   --  Знаем,  как болел! -- Скворец с подоконника перелетел на
шишечку  кроватки,  где  лежала  Барбара,   и   сказал   тихим,
вкрадчивым голосом:
   --   Есть  сегодня  что-нибудь  вкусненькое  для  скворушки,
Барбара?
   Барбара села, держась за кроватку.
   -- Вот тебе половинка овсяного печенья, -- протянула  она  в
кулачке угощенье.
   Скворец  мгновенно  вспорхнул  с  кровати,  схватил  кусочек
печенья, вернулся на подоконник и стал быстро-быстро клевать.
   -- А где твое спасибо? -- укорила Скворца Мэри  Поппинс,  но
печенье  было  такое  вкусное,  что  Скворец никого и ничего не
слышал. -- А спасибо где?-- громче повторила Мэри Поппинс.
   -- Что такое? Ах, дорогуша, занимайтесь своим делом. У  меня
нет  времени  на  всякие  церемонии.  -- И он склюнул последнюю
крошку.
   В комнате воцарилась тишина. Джон, нежась в солнечных лучах,
схватил свою голенькую ножку, сунул пальцы в рот, где уже белел
первый зубик, и стал водить ими по губам.
   -- Что с тобой? Зачем это? -- засмеялась Барбара. --  Сейчас
тобой никто не любуется.
   --  Знаю, -- ответил Джон, ведя ножкой по губам, точно играл
на губной гармошке, --  но  надо  практиковаться.  Взрослые  от
этого  балдеют.  Ты  обратила  внимание, тетушка Флосси увидела
вчера этот фокус и чуть  с  ума  не  сошла.  Столько  глупостей
наговорила  --  я  и  птенчик,  и умничка, и золотце -- словом,
седьмое  чудо  света.  Слыхала  что-нибудь  подобное?  --  Джон
выпустил изо рта ножку и захохотал, вспомнив тетушку Флосси.
   --  Мои  штучки  ей  тоже  нравятся, -- без тени хвастовства
заметила Барбара. -- Я начну снимать и надевать пинетки, а  она
мне  --  ты  такая  сладенькая, я тебя сейчас съем, смешно, да?
Если я говорю, что  съем,  значит,  и  правда  съем,  например,
яблоко  или  печенье.  А  у взрослых ничего не поймешь. Говорят
одно -- делают другое. Как ты думаешь, она понарошку хочет меня
съесть?
   -- Конечно, понарошку. Это они так  шутят.  Мне  никогда  не
понять  взрослых.  Они  все-таки  очень  глупые. Даже и Джейн с
Майклом не всегда умными назовешь.
   -- Да,  --  согласилась  Барбара,  сосредоточенно  стаскивая
пинетки.
   --  Например,  они никогда не понимают, о чем мы говорим. Но
самое страшное, они  вообще  не  понимают  ничей  язык.  Я  сам
слышал, как Джейн сказала: вот бы понять, что говорит ветер.
   --  И я удивляюсь на Майкла. Только и слышишь: "Ах, как поет
скворец -- ти-ви, ти-ви!" Да  разве  скворец  поет?  Он  просто
говорит,  как  мы  с  тобой.  А  уж от мамы с папой, конечно, и
ожидать нечего. Они просто ничегошеньки не понимают. Но Джейн с
Майклом, кажется, должны бы понимать...
   -- А они раньше  и  понимали,  --  вмешалась  Мэри  Поппинс,
складывая стопкой ночные сорочки Джейн.
   --  Что? -- воскликнули близнецы. -- Понимали язык скворца и
ветра?
   -- Да, и язык деревьев, солнечных лучей, звезд.
   -- Но как они могли  разучиться?  --  Джон  наморщил  лобик,
силясь постичь причину такого несчастья.
   -- Ты хочешь знать? -- проверещал Скворец таким тоном, точно
хотел сказать: а я знаю, как.
   --  Выросли и забыли, -- объяснила Мэри Поппинс. -- Барбара,
надень, пожалуйста, пинетки.
   -- Глупая причина, -- сказал Джон, сердито на нее глядя.
   -- Может, и глупая, но это факт, -- Мэри Поппинс нагнулась к
Барбаре и крепко-накрепко завязала пинетки.
   -- А Джейн с Майклом и правда глупые, -- продолжал Джон.  --
Вот я вырасту и ни за что не забуду.
   --  И  я  тоже,  --  Барбара  сунула  палец  в  рот и стала,
причмокивая, сосать.
   -- Забудете, -- отрезала Мэри Поппинс.
   Близнецы сели в постельках и уставились на нее.
   -- Ха! -- презрительно  воскликнул  Скворец.  --  Вы  только
взгляните на них! Ишь, вундеркинды выискались! Бывают, конечно,
чудеса.  Но  на  этот  раз  никакого чуда не будет. Вы тоже все
забудете, как Джейн с Майклом.
   -- Никогда! -- воскликнули близнецы в один голос и взглянули
на Скворца так, словно хотели его убить: очень он их расстроил.
   -- А я говорю,  что  забудете,  --  рассмеялся  Скворец.  --
Впрочем, вы в этом не виноваты, -- прибавил он, смягчившись. --
Забудете,  потому  что  выбора  у вас нет. Не было еще на свете
человека, который не забыл бы язык вещей и животных. Не считая,
конечно, ее. -- И Скворец кивнул через крыло на Мэри Поппинс.
   -- А почему она помнит, а мы забудем? -- спросил Джон.
   -- Ишь, что захотели! Она не такая, как все. Она --  Великое
исключение. Вам с ней не равняться, -- усмехнулся Скворец.
   Огорченные дети замолчали.
   -- Видите ли, -- продолжал Скворец. -- Она совсем особенная.
Я говорю не о внешности. Мои птенцы, им хоть от роду один день,
и то красивее.
   -- Какая наглость! -- возмутилась Мэри Поппинс и замахала на
Скворца фартуком. Но Скворец вспорхнул на верх рамы, прыгнул на
карниз и, оказавшись в недосягаемости, пронзительно засвистал.
   --  Опять  не поймала! Небось, уже думала, я у тебя в руках!
-- И Скворец презрительно затряс крыльями.
   Мэри Поппинс в ответ только фыркнула.
   Солнечный столп продолжал скользить по  комнате,  волоча  за
собой  золотистый  шлейф.  За  окном  подул легкий ветер и стал
нежно шептаться с вишнями на улице.
   -- Слышите, что говорит  ветер?  --  спросил  Джон,  склонив
набок голову.-- Неужели правда, миссис Поппинс, что мы вырастем
и не будем слышать, что говорят ветер, лучи, деревья?
   -- Слышать, конечно, будете, -- ответила Мэри Поппинс. -- Но
понимать -- нет.
   Барбару  как  будто  ударили,  и она тихонько заплакала. И у
Джона на глаза навернулись слезы.
   -- Это непоправимо. Так устроен мир, -- взывала к их  разуму
Мэри Поппинс.
   --   Взгляните   на   них!  Нет,  вы  только  взгляните!  --
насмешничал  Скворец.  --  Ревут  белугой!  Да  у   моих   едва
вылупившихся птенцов мозгов и то больше.
   А  Джон  и  Барбара, лежа в своих уютных постельках, плакали
навзрыд,  такими  они  чувствовали  себя   несчастными.   Вдруг
отворилась дверь и вошла миссис Банкс.
   --  Мне  послышалось,  что  дети  плачут?  --  сказала она и
подбежала к кроваткам.
   -- Что случилось, мои маленькие? Мои солнышки,  мои  птички?
Почему  они так горько плачут, Мэри Поппинс? Весь день они были
такие хорошие, не слышно было ни звука. Что тут произошло?
   -- Да, мадам. Нет, мадам.  Конечно,  мадам.  Это,  наверное,
зубки,  мадам, -- говорила Мэри Поппинс, стараясь не глядеть на
Скворца.
   -- Ну конечно, зубки, -- поспешила согласиться миссис Банкс.
   -- Мне не надо никаких зубов. Я забуду из-за них  все  самое
важное, -- голосил Джон, катаясь по кровати.
   -- И я тоже, -- рыдала Барбара, уткнувшись в подушку.
   --  Бедненькие  мои, славненькие. Все, все будет хорошо. Вот
только вырастут эти  гадкие  зубки,  --  успокаивала  близнецов
миссис Банкс, бегая от одной кроватки к другой.
   -- Ты ничего не понимаешь! -- еще сильнее вопил Джон. -- Мне
не нужны твои зубки!
   --  Никогда,  никогда ничего хорошего не будет, -- плакала в
подушку Барбара.
   -- Да, да, все будет хорошо. Мамочка жалеет,  мамочка  любит
своих деток, -- нежно ворковала миссис Банкс.
   За  окном  послышался  легкий писк. Это хихикнул Скворец, но
поперхнулся, перехватив грозный  взгляд  Мэри  Поппинс.  И  уже
больше  не позволил себе даже улыбнуться, наблюдая происходящее
в комнате.
   Миссис Банкс ласково гладила  близнецов  --  то  одного,  то
другого, шептала слова, способные, как она думала, утешить даже
в самом большом горе.
   И  Джон  вдруг  перестал  плакать.  Он  был  уже воспитанный
мальчик, любил мамочку и помнил, чем он ей обязан. Не ее  вина,
что  она,  бедняжка,  всегда  говорит  не  то,  что надо. И все
потому, что не понимает их. И Джон простил свою маму -- лег  на
спину, всхлипнул, взял ножку и сунул пальчики в рот.
   --  Ах  ты  умница!  Ну  что  у  нас  за  умный  мальчик! --
восхитилась мама. Джон стал водить  пальчиками  по  губам,  как
будто играл на губной гармошке, и миссис Банкс расцеловала его.
   Тогда  и  Барбара  --  пусть  и  ее  похвалят -- оторвала от
подушки мокрое личико и двумя ручками сняла сразу обе пинетки.
   -- Ах ты мое сокровище! -- воскликнула  с  восторгом  миссис
Банкс, осыпая дочь поцелуями.
   --  Вот видите, Мэри Поппинс. Вот дети и замолчали. Я всегда
их успокою. Все, все хорошо, --  сказала  миссис  Банкс,  точно
пропела  строчку  колыбельной.  --  И  зубки  все  вырастут, --
прибавила она.
   -- Да, мадам, -- вежливо ответила Мэри Поппинс.
   Миссис  Банкс  улыбнулась  близнецам,  вышла  из  комнаты  и
тихонько притворила дверь.
   В тот же миг Скворец разразился гомерическим хохотом.
   --  Простите,  ради  Бога, мою неучтивость! -- воскликнул он
сквозь смех. -- Но я правда, правда не могу  удержаться.  Какая
сцена! Боже, какая сцена!
   Джон  не  обратил  на  него  никакого  внимания. Он просунул
сквозь прутья кроватки голову и сказал Барбаре тихим, идущим от
сердца голосом:
   -- Я ни за что не буду таким, как  другие  взрослые.  Ни  за
что!  --  он  кивнул  головой в сторону Скворца. -- Пусть они с
Мэри Поппинс говорят, что хотят. Я никогда не забуду их язык.
   Мэри  Поппинс   ничего   не   сказала,   только   улыбнулась
загадочной, понимающей улыбкой.
   -- И я не забуду, -- сказала Барбара. -- Никогда!
   --  Пет,  вы  только  послушайте  их,  сохрани, Господи, мои
маховые перья, -- просвистел за окном Скворец, прижал крылья  к
бокам  и опять давай смеяться. -- Как будто это от них зависит!
Вот умора! Еще месяц-два, ну от силы три, и они  забудут  даже,
как  меня звать, глупые кукушонки. Глупые, желторотые, бесперые
кукушонки. Ха! Ха! Ха! -- И Скворец  расправил  свои  крапчатые
крылья и улетел...
   Прошло  немного  времени,  у  близнецов появились зубки, как
тому положено, и весь дом отпраздновал их первый день рождения.
   На утро после торжества Скворец, только вернувшийся в дом  N
17  по  Вишневой  улице с далеких Бермуд, сел по обыкновению на
подоконник.
   -- Привет! Привет! Привет! Вот мы  и  вернулись,  --  весело
насвистывал он. -- Ну как вы, дорогуша? -- не очень почтительно
обратился  он  к  Мэри Поппинс, склонив голову набок и глядя на
нее ясным, блестящим глазом.
   -- В вашем  приветствии  никто  не  нуждается,  --  вскинула
голову Мэри Поппинс.
   --  Узнаю  старушку.  Ни  капельки не изменилась! А как наши
кукушонки? -- Скворец взглянул на  постельку  Барбары.  --  Ну,
Барбарина,   есть   ли   сегодня   что-нибудь  вкусненькое  для
скворушки?
   -- Ба-ля, ба-ля, ба-ля,  --  пролепетала  Барбара,  уписывая
овсяное печенье.
   Скворец, слегка удивившись, прыгнул на шишечку кровати.
   --  Я  спрашиваю,  --  отчетливо  произнес  он,  --  есть ли
что-нибудь вкусненькое для скворушки?
   -- Бу-лю, бу-лю, бу-лю, -- пролепетала Барбара,  глянула  на
потолок и проглотила последнюю крошку.
   Скворец уставился на нее блестящими глазками.
   --  Ха!  --  вдруг воскликнул он и вопросительно взглянул на
Мэри Поппинс. Она ответила ему долгим говорящим взглядом.
   Скворец порхнул на кровать Джона.  Джон  крепко  прижимал  к
себе белую кудрявую овечку.
   --  Как  меня  зовут?  Как  меня  зовут?  Как меня зовут? --
пронзительно закричал Скворец, чувствуя какое-то беспокойство.
   -- Бе-бе-бе, -- сказал Джон, открыл рот  и  ухватил  зубками
ногу овечки.
   Тряхнув головой, Скворец отвернулся.
   -- Значит, свершилось, -- тихо сказал он Мэри Поппинс.
   Она кивнула.
   Скворец  какой-то  миг  удрученно глядел на близнецов. Потом
пожал крыльями в крапинках.
   -- Ну что ж. Я ведь знал, что так будет. И всегда говорил им
это. А  они  не  верили.  --  Он  немного  помолчал,  глядя  на
кроватки.
   И вдруг резко встряхнулся.
   --  Да-а,  надо  скорее  лететь домой. К себе на трубу. Пора
приниматься за весеннюю уборку. -- Он перелетел  с  кровати  на
подоконник и обернулся.
   --  А  скучно  будет  без них. Я любил поболтать с ними. Мне
будет их не хватать.
   И он смахнул что-то крылом с глаз.
   -- Плачешь? -- усмехнулась Мэри Поппинс.
   Скворец сразу взял себя в руки.
   -- Плачу? Да нет. У меня... э-э... легкая простуда.  Продуло
на обратном пути. Ничего серьезного.
   Он выпорхнул в окно, сел на карниз, почистил клювом перышки.
   --  Прощайте!  --  весело  просвистел он, расправил крылья и
улетел...




   Весь день Мэри Поппинс носилась как заведенная. В такие  дни
к  ней  не подступишься. Что Джейн с Майклом ни сделают, все не
по ней.  Близнецам  и  то  сегодня  досталось.  Джейн  и  Майкл
старались не попадаться ей на глаза.
   -- Давай превратимся в невидимок, -- сказал Майкл.
   --  Давай. Спрячемся за софу, и нас никто не увидит. Возьмем
копилки,  посчитаем,  сколько  у  нас  денег.  А  после  ужина,
глядишь, она подобреет.
   Так они и сделали.
   --  Шесть  пенни  и четыре -- будет десять. И еще полпенни и
три пенни... -- быстро считала Джейн.
   -- Четыре пенни и три  фартинга  и...  и  все,  --  вздохнул
Майкл, складывая монеты стопкой.
   --  Вполне  хватит  для  бедных,  --  фыркнула Мэри Поппинс,
заглянув за софу.
   -- Это не для бедных, --  обиделся  Майкл.  --  Я  для  себя
коплю.
   --  А,  хочешь  купить аэроплан, -- презрительно проговорила
Мэри Поппинс.
   -- Не аэроплан, а слона. У меня будет собственный слон.  Как
Лиззи  в зоопарке. И я буду вас возить, -- сказал Майкл, искоса
поглядывая на Мэри Поппинс: как она отнесется к этой идее.
   -- Хм! Какие глупости! -- опять фыркнула  Мэри  Поппинс,  но
было видно, что она немного смягчилась.
   --  Интересно,  --  вдруг  сказал  Майкл,  -- что делается в
зоопарке ночью, когда все уходят?
   -- Забота кота убила, -- выпалила Мэри Поппинс.
   -- Так то забота, а мне  просто  хочется  знать.  Может,  вы
знаете?
   --  Еще  один  вопрос,  и  ты пойдешь спать, -- Мэри Поппинс
молниеносно стряхнула со стола  крошки  и  вихрем  прошлась  по
комнате, наводя порядок.
   --  Ты  у  нее  не  спрашивай.  Она  знает, но не скажет, --
прошептала Джейн.
   -- Зачем  тогда  знать,  раз  никому  не  рассказываешь,  --
пробурчал Майкл совсем тихо -- не дай Бог Мэри Поппинс услышит.
   ...Джейн  с  Майклом  очутились  в постелях, не успев глазом
моргнуть. Мэри Поппинс дунула на свечу и  выскочила  за  дверь,
точно ее подхватил ветер.
   Детям  показалось,  они  пролежали  всего  пять минут, когда
из-за двери послышался чей-то шепот:
   -- Джейн! Майкл! Одевайтесь, и скорее бежим!
   Джейн  с  Майклом  вскочили,  смотрят  кругом  испуганно  --
никого.
   --   Скорее,   Майкл!   Начинается   приключение!  --  Джейн
заметалась в темноте -- куда делась одежда?
   -- Спешите, а то опоздаем, -- опять прошептал голос.
   -- Не знаю, где мой костюм. Вот только  матросская  шапка  и
перчатки, -- Майкл шарил по полке, заглядывал в шкаф.
   --  Ну  и надевай. Больше ничего не надо. Сейчас тепло. Идем
скорее! -- позвала Джейн.
   Сама она с трудом натянула пальтишко Джона и открыла  дверь.
За  дверью  никого  не  было,  но  как  будто  кто-то сбежал по
лестнице. Джейн  с  Майклом  бросились  вдогонку.  Выбежали  на
улицу.  Они чувствовали, что кто-то ведет их, но никак не могли
догнать.
   -- Скорее, -- позвал голос.
   Дети припустили что было духу, слышалось только, как тапочки
шаркают по асфальту. Свернули за угол -- впереди опять  никого.
Схватились  за  руки  и  помчались дальше -- по улицам, аллеям,
переулкам.  Бегут  из  последних  сил,   вдруг   точно   что-то
остановило их. Видят -- ограда, в ней вращающийся турникет.
   -- Вот мы и пришли! -- сказал голос.
   --  Где  это  мы?  -- спросил Майкл. Голос молчал. Но Джейн,
схватив Майкла за руку, потащила его ко входу.
   -- Гляди хорошенько, -- сказала она. -- Это же зоопарк!
   Высоко в небе плыла луна, в  ее  ярком  свете  Майкл  увидел
чугунную  решетку  и заглянул внутрь сквозь прутья. Ну конечно!
Какой он глупый, не узнал зоопарка!
   -- Как же мы войдем? -- спросил он. -- У нас ведь нет денег.
   -- Это не имеет значения,  --  произнес  за  решеткой  чейто
хрипловатый   бас.   --   Для   почетных  гостей  вход  сегодня
бесплатный. Толкните, пожалуйста, турникет.
   Джейн с Майклом толкнули  и  в  один  миг  оказались  внутри
ограды.
   -- Вот вам билеты, -- сказал тот же бас.
   Дети   подняли  головы  и  увидели,  что  голос  принадлежит
огромному Бурому Медведю, одетому в форменную куртку с  медными
пуговицами  и  фуражку с блестящим козырьком. Он протянул детям
лапу, в ней были зажаты два розовых билета.
   -- Обычно мы подаем билеты, -- сказала Джейн.
   --  Не  все  обычное  бывает  обычно,  --  ответил  Медведь,
улыбаясь. -- Сегодня мы вам их даем.
   Майкл внимательно поглядел на Медведя.
   --  А я вас помню, -- сказал он. -- Я как-то дал вам банку с
медовым сиропом.
   -- Как же, помню, -- ответил  Медведь.  --  А  крышку-то  ты
забыл  открыть.  Я  десять  дней  с  ней возился. Думать надо о
других.
   -- А почему вы не в клетке? Вы всегда по ночам  гуляете?  --
спросил Майкл.
   -- Нет. Только когда День рождения совпадает с полной луной.
Но прошу  извинить  меня.  Я  при исполнении обязанностей. -- И
Медведь снова толкнул турникет.
   Джейн и Майкл с билетами в руках пошли по главной  аллее.  В
ярком  свете  луны  деревья,  кусты,  цветы на клумбе, клетки и
домики были видны как днем.
   -- Кажется, здесь что-то происходит, -- заметил Майкл.
   И правда, что-то происходило. По  аллеям  туда-сюда  сновали
звери,  иногда в сопровождении птиц. Мимо протрусили два волка,
что-то горячо обсуждая с  белым  аистом,  который  шагал  между
ними, изящно вытягивая и поджимая длинные ноги. Джейн с Майклом
уловили слова "День рождения" и "Полнолуние".
   В  отдалении  шествовали  бок  о  бок три верблюда, а совсем
рядом углубились в беседу бобер с американским грифом. Их всех,
по-видимому, волновало одно.
   -- Интересно, чей это день рождения?  --  сказал  Майкл,  но
Джейн ничего не ответила, ее внимание привлекло весьма странное
зрелище.
   Возле  вольера  слона  толстый  почтенных  лет джентльмен на
четвереньках катал на спине восьмерых мартышек. Они  сидели  на
двух скамейках друг против друга и весело поглядывали кругом.
   -- Почему здесь сегодня все вверх тормашками? -- воскликнула
Джейн.
   --   Вверх   тормашками?!   --   возмутился   джентльмен  на
четвереньках,  услыхав  Джейн.  --  Это  я,  по-вашему,   вверх
тормашками? Неслыханная грубость!
   Восемь мартышек визгливо рассмеялись.
   -- О, пожалуйста, простите, я хотела сказать... согласитесь,
все  так  странно...  -- поспешила принести извинения Джейн. --
Обычно люди ездят на животных, а сегодня наоборот. Я только это
хотела сказать.
   Но почтенный джентльмен, спотыкаясь и пыхтя, слышать  ничего
не  хотел.  С  оскорбленным видом он повернулся и под верещание
мартышек побежал следующий круг.
   Джейн пожала плечами, взяла Майкла  за  руку,  и  они  пошли
дальше.  Вдруг  прямо  у них под ногами раздался чейто сердитый
голос:
   -- Эй вы, двое! Давайте сюда! Да поскорее! А ну, ныряйте вон
за той апельсиновой коркой!
   Дети глянули вниз: из залитого лунным светом бассейна на них
злобно таращился Черный Тюлень.
   -- Ныряйте, кому говорю! Посмотрю, как вам это понравится!
   -- Но... но мы не умеем плавать, -- пролепетал Майкл.
   -- Ничем не могу помочь! -- отвечал  Тюлень.  --  Надо  было
думать  об  этом раньше. Никого никогда не волновало, могу ли я
плавать! А, что? Что такое? -- повернулся он к другому  Тюленю,
который вынырнул из воды и зашептал ему что-то на ухо.
   -- Кто? -- переспросил первый Тюлень. -- Да говори громче!
   Второй  Тюлень опять что-то зашептал. Джейн услыхала только:
"Почетные гости...  друзья...",  --  и  больше  ничего.  Первый
Тюлень был явно разочарован, но все-таки вежливо сказал детям:
   --   Прошу   прощения.  Рад  познакомиться.  Еще  раз  прошу
прощения, -- он протянул свой ласт и, переваливаясь с  боку  на
бок, пожал Джейн и Майклу руки.
   --  Ты  что,  не видишь, куда идешь? -- вдруг закричал он, и
что-то мягкое ткнулось в спину Джейн. Она испуганно  обернулась
и  увидела огромного Льва, у которого при виде девочки в глазах
вспыхнули почтительные огоньки.
   -- Ох, простите... -- начал он. -- Я не знал,  что  это  вы!
Сегодня  здесь  столько  народу,  а я так спешу -- сейчас будут
кормить людей. Советую вам  тоже  пойти,  такое  зрелище  жалко
пропустить.
   -- Может быть, -- вежливо начала Джейн, -- вы нас проводите?
-- Конечно,  она  немножко  побаивалась Льва, но вид у него был
вполне добродушный.  "В  конце  концов,  --  подумала  она,  --
сегодня и правда все вверх тормашками".
   --  С  величайшим  удовольствием, -- ответил Лев с несколько
преувеличенной любезностью и протянул ей лапу. Джейн взяла  ее,
но Майкла, предосторожности ради, не подпустила близко ко Льву.
Он  был  такой  пухленький,  хорошенький мальчик, а лев, что ни
говори, лев и есть.
   -- Тебе нравится моя грива? -- спросил Лев, когда они  пошли
дальше. -- По случаю праздника я сделал себе завивку.
   Джейн  взглянула на его гриву -- она была вся в завитушках и
напомажена.
   -- Очень! Но разве львы завиваются? Я думала...
   -- Что ты такое говоришь, юная  леди!  Лев,  да  будет  тебе
известно,  -- Царь зверей. Положение обязывает. Я просто должен
заботиться о своей внешности! Не спешите, нам сюда!
   Грациозно взмахнув передней лапой, он указал на  строение  с
вывеской:  "Семейство  кошачьих"  и  подтолкнул  туда  Джейн  и
Майкла. Дети, разинув рты, остановились на пороге. Огромный зал
был переполнен, животные теснились у барьеров, которые отделяли
их от клеток; кое-кто стоял  на  скамейках,  тянувшихся  рядами
вдоль  противоположной  стороны.  Тут  были пантеры, леопарды и
волки, тигры и  антилопы,  обезьяны  и  лисы,  горные  козлы  и
жирафы. В одном углу чайки перекликались с ястребами.
   --  Великолепно,  правда?  -- сказал с гордостью Лев. -- Так
оно и было в  джунглях  в  старые  добрые  времена.  Ну,  идите
скорее, надо занять хорошие места.
   И  он пошел сквозь толпу, выкрикивая: "Дорогу! Дорогу!" -- и
увлекая за собой Джейн с Майклом. В  центре  зала  зверей  было
меньше, и они увидели наконец клетки.
   -- Что такое? -- изумился Майкл. -- В клетках-то люди!
   В клетках и правда сидели люди.
   В  одной  клетке  два  высоких  джентльмена  в  цилиндрах  и
полосатых брюках ходили туда-сюда, озабоченно поглядывая сквозь
прутья. Очевидно, чего-то с нетерпением ждали.
   В другой  бегали,  ползали,  возились  дети  всех  цветов  и
размеров  -- тут были младенцы в длинных платьицах и шалуны лет
пяти. Звери с интересом разглядывали их, совали  сквозь  прутья
лапы  и хвосты, и дети радостно смеялись. А жираф, протянув над
головами животных длинную шею, сунул в их клетку нос, и малыш в
матросском костюмчике стал его щекотать, что  доставило  жирафу
огромное удовольствие.
   В   третьей   клетке  сидели  взаперти  три  старых  леди  в
дождевиках и резиновых ботах. Одна вязала, а две другие, стоя у
решетки, кричали на зверей и тыкали  сквозь  прутья  зонтиками.
Только и слышалось:
   -- Гадкие звери! Убирайтесь отсюда! Почему не несут чай?
   --  Какие  забавные, -- говорили звери, весело потешаясь над
ними.
   -- Джейн, смотри! -- воскликнул Майкл, показывая на  дальнюю
клетку. -- Это никак...
   -- Адмирал Бум, -- закончила Джейн, совсем сбитая с толку.
   Это  действительно  был  их  сосед  Адмирал  Бум. Он бегал и
прыгал по клетке, кашлял и сморкался, бурля от ярости.
   -- Разрази меня гром! Всех  свистать  наверх!  На  горизонте
земля!  Гром  и  молния и тысяча чертей! -- Он подбегал к самым
прутьям, тогда Тигр не сильно отталкивал его длинным шестом,  и
Адмирал особенно страшно бранился.
   -- Кто их посадил в клетки? -- спросила Джейн у Льва.
   --  Они  потерялись, -- ответил Лев. -- Скорее всего, просто
отстали. Не шли, а плелись. И не успели к закрытию ворот.  Надо
было  куда-то  их  деть, вот мы и держим их в клетках. Вот тот,
видите, очень опасен! Недавно чуть не убил смотрителя.  К  нему
лучше не подходить, -- Лев показал на Адмирала Бума.
   --   Посторонитесь,   пожалуйста!  Отойдите  от  клеток!  --
услыхали Джейн с Майклом. --  Да  не  ломитесь  так!  Позвольте
пройти!
   --  Ага! Сейчас их будут кормить! -- заволновался Лев и стал
проталкиваться вперед. -- Вот идут смотрители!
   По  узкому  коридорчику,  отделявшему  клетки  от  зрителей,
четыре Бурых Медведя в фуражках катили тележки с едой.
   --  Посторонитесь!  --  кричали  они  зверям, оказавшимся на
дороге.
   Скоро началось настоящее представление. Смотритель  открывал
в  клетке  маленькую  дверцу  и  совал  на  лопате еду. Джейн с
Майклом устроились за собакой динго, и им все было видно. Самым
маленьким детям полагалось молоко в рожках, малыши  протягивали
ручки  и,  схватив  рожок, начинали жадно сосать. Дети постарше
лакомились бисквитами и  пышками  с  вареньем.  Старые  леди  в
резиновых  ботах  получили  на  тарелках  бутерброды с маслом и
ячменные лепешки, а джентльмены в цилиндрах -- телячьи котлетки
и яично-молочный кисель в стаканах. Джентльмены, взяв  тарелки,
сели в углу, постелили на колени салфетки и стали есть.
   Вдруг из дальнего конца донеслись ужасные крики:
   --  Гром  и  молния и тысяча чертей! Разве это обед! Ошметок
мяса с пятак и два листика капусты. Что?! Не будет йоркширского
пудинга? Неслыханно! Отдать якоря! А  где  мой  порт-вейн?  Где
порт-вейн,  я  спрашиваю?  Эй там, на нижней палубе, немедленно
порт-вейн Адмиралу!
   -- Слышите? Он становится  опасен.  Я  говорил  вам,  к  его
клетке лучше не подходить! -- испуганно проговорил Лев.
   Джейн  с Майклом не надо было объяснять, о ком шла речь. Они
хорошо знали адмиральскую манеру выражаться. Наконец шум в зале
поутих и Лев заторопился дальше.
   -- Ну, кажется, все накормлены, -- сказал он. -- Боюсь,  мне
придется с вашего позволения покинуть вас. Надеюсь, увидимся на
Большом хороводе. Я вас там разыщу.
   Выйдя  из  двери,  Лев  поклонился детям и устремился кудато
влево, грациозно поднимая лапы и потрясая гривой в завитушках.
   -- О, пожалуйста... -- начала было Джейн. Но его уже и  след
простыл.
   --  Я хотела у него спросить, а выпустят ли их когда-нибудь?
Бедные человеческие существа, а  ведь  там  могли  оказаться  и
Барбара с Джоном, и мы с тобой, -- она повернулась к Майклу, но
его  рядом  не  было.  Он  ушел  далеко вперед, Джейн бросилась
вдогонку, но тут Майкл остановился  и  заговорил  с  Пингвином,
который  стоял  посередине  аллеи, держа большую тетрадку одним
крылом и карандаш другим. Он глядел на приближающуюся  Джейн  и
задумчиво грыз кончик длиннющего карандаша.
   -- Не знаю, -- сказал Майкл, по-видимому, отвечая на вопрос.
   --  Может, вы мне поможете, -- обратился Пингвин к Джейн. --
Не знаете ли вы рифму к "Мэри"? Можно,  конечно,  срифмовать  с
"контрери",  но  эта  рифма  уже  навязла  в зубах, да и не тот
случай.
   -- Придумал! Мэри -- двери! -- воскликнул Майкл.
   -- Хм, но это не совсем поэтично.
   -- А если "звери"? -- предложила Джейн.
   -- Мм... -- соображал Пингвин. -- Это,  конечно,  лучше.  Но
хотелось  бы чего-то совсем особенного, -- сказал он удрученно.
-- Боюсь, что ничего не выйдет. Я, видите ли, сочиняю стих  для
Дня  рождения.  И  мне  так  нравится первая строчка: "О, Мэри,
Мэри..." А дальше не получается. Это  весьма  огорчительно.  От
пингвинов  вечно  ждут  чего-то необыкновенного. И я боюсь всех
разочаровать. Да, да... но, пожалуйста, не отвлекайте  меня.  Я
должен  закончить  поздравление,  --  и  Пингвин куда-то побрел
вперевалочку, кусая карандаш и уткнувшись в тетрадку.
   -- Ничего не понимаю, -- сказала  Джейн.  --  Чей  это  день
рождения?
   --  Скорее!  Скорее!  --  раздался у нее за спиной голос. --
Сегодня такой день! Я не сомневаюсь,  что  вы  хотите  принести
поздравления.
   Джейн с Майклом обернулись и увидели Бурого Медведя, который
дал им у входа билеты.
   --  Да,  конечно,  --  ответила Джейн, подумав при этом, что
неплохо бы сначала узнать, кого поздравлять-то.
   Бурый Медведь, подхватив детей под руки, чуть не бегом повел
их куда-то. Они чувствовали прикосновение мягкого, теплого меха
и слышали, как в животе у Медведя, когда он говорил, как  будто
что-то крякало.
   --   Вот   мы   и   пришли!  --  воскликнул  Бурый  Медведь,
остановившись у  маленького  домика,  окна  которого  так  ярко
горели,  точно  в них отражалось закатное солнце. Но была ночь,
да еще полнолуние и, конечно, солнце здесь было ни при чем.
   Медведь отворил дверь и ввел ребят в дом.
   На какое-то  мгновение  свет  ослепил  их,  но  скоро  глаза
привыкли,  и  они  увидели,  что  это  террариум.  Клетки  были
открыты, и змеи выползли наружу  --  одни  лежали,  свернувшись
чешуйчатыми  кольцами,  другие  плавно  скользили  по  полу.  И
посередине  этого  змеиного   царства,   на   толстом   бревне,
вытащенном,  как видно, из клетки, сидела Мэри Поппинс. Джейн с
Майклом своим глазам не поверили.
   -- Еще парочка гостей пожаловала к  вам  на  День  рождения,
мадам, -- почтительно поклонился Медведь.
   Змеи   вопросительно  повернули  свои  крохотные  головки  в
сторону двери. Мэри Поппинс не шелохнулась. Но, заметив, что на
детях надето, сердито заговорила, не выказав, впрочем, никакого
удивления:
   --  Где  твое  пальто,  позволь  тебя  спросить?  --   Потом
повернулась  к  Джейн  и  отчеканила:  --  А  где  твои шляпа и
перчатки?
   Но  не  успели  они  открыть  рта,  в  террариуме   началось
движение.
   --  Ш-ш-ш,  с-с-с,  --  свистели  и шипели змеи, вставали на
хвосты и  кланялись  кому-то,  стоявшему  позади  детей.  Бурый
Медведь  снял  фуражку с блестящим козырьком. Мэри Поппинс тоже
медленно встала.
   --  Мое  дорогое  дитя!  Мое  дорогое,  золотое   дитя!   --
послышался  чей-то  деликатный  с  присвистом голос. И из самой
большой клетки выполз Очковый Змей и, плавно извиваясь,  пополз
мимо  Бурого  Медведя  к  бревну,  возле  которого  стояла Мэри
Поппинс.  Приблизившись  к  ней,  Очковый  Змей  вытянул  вверх
половину   длинного   золотистого   тела   и,  выбросив  вперед
золотистую чешуйчатую головку,  нежно  поцеловал  Мэри  Поппинс
сначала в одну щеку, потом в другую.
   --  Ну-с-с,  --  прошипел  он,  -- вот и встретились! Очень,
очень приятно! Как давно твой День рождения  не  приходился  на
Полнолуние, дорогая Мэри. -- Он повернул голову в одну сторону,
в  другую.  --  Садитесь,  друзья!  --  пригласил он, грациозно
кланяясь змеям.
   Те почтительно опустились на пол,  опять  свились  кольцами,
буравя  острыми  глазками  Очкового  Змея  и Мэри Поппинс. Змей
посмотрел на Джейн с Майклом, и они увидели, что личико у  него
совсем  маленькое  и  сморщенное.  Они шагнули к нему, точно их
потянули за веревочку. Глазки у Змея были узкие, продолговатые,
темные, сонные, но в самом центре этой дремлющей тьмы блестела,
как алмаз, живая точка.
   --  А  это,  смею  спросить,  кто?  --  произнес  он  тихим,
устрашающим голосом, вопросительно глядя на детей.
   --  Молодые господа Джейн и Майкл Банксы к вашим услугам, --
понизив голос, прохрипел Бурый Медведь, как будто слегка-слегка
испугался. -- Ее друзья!
   -- А-а, ее друзья! Ну, тогда милости  просим.  Дорогие  мои,
пожалуйста, садитесь!
   Джейн   с  Майклом  вдруг  почувствовали,  что  находятся  в
присутствии  августейшей  особы,  чего  не   чувствовали   даже
разговаривая  со Львом. С большим трудом они оторвали взгляд от
этих повелительных глазок и осмотрелись в  поисках  кресла  или
хотя  бы  стула.  Бурый  Медведь поймал их взгляд, сел на пол и
предложил тому и другому теплое мохнатое колено.
   -- Он говорит, как настоящий царь, -- прошептала Джейн.
   -- А он и есть царь. Царь джунглей.  Самый  мудрый  и  самый
грозный,  -- почтительно промолвил Бурый Медведь, прикрыв лапой
рот.
   Очковый  Змей  улыбнулся  длинной,  неспешной,  таинственной
улыбкой и повернулся к Мэри Поппинс.
   -- Кузина... -- начал он, присвистывая.
   -- Она правда его кузина? -- спросил Майкл.
   --  Правда, двоюродная сестра по материнской линии, -- опять
прошептал Бурый Медведь, -- и он сегодня преподнесет ей царский
подарок.
   -- Кузина, -- опять просвистел Очковый Змей,  --  твой  День
рождения так давно не совпадал с Полнолунием, и мы так долго не
могли отпраздновать его так, как празднуем сегодня. У меня было
время  обдумать,  что тебе подарить, дорогая кузина. И я принял
решение... -- он умолк, и в террариуме было слышно только,  как
много-много змей одновременно затаили дыхание,-- подарить тебе,
-- продолжал Царь джунглей, -- одну из моих кож.
   --  Вы  слишком добры, кузен... -- начала было Мэри Поппинс,
но Змей остановил ее, раздув свой воротник.
   -- О чем говорить, кузина! Ты же знаешь, время от времени  я
меняю  кожу. Одной больше, одной меньше -- какая разница. Разве
я?.. -- Тут он замолчал и медленно завращал головкой, оглядывая
собравшихся.
   -- Да, да, ты -- Царь джунглей! -- дружно зашипели змеи: как
видно, вопрос и ответ были непременной частью ритуала.
   -- А стало быть, -- кивнул Очковый Змей, -- мои решения  для
всех  закон.  Этот  подарок,  Мэри, -- сущий пустяк. Но из него
может получиться отличный пояс, или пара  изящных  туфель,  или
даже лента на шляпу. Словом, подарок практичный.
   И с этими словами Змей стал мягко раскачиваться из стороны в
сторону,  потом  по  всему его телу от хвоста к голове побежали
волны. Он вдруг сделал  резкое  длинное,  извивающее  движение,
золотистая  кожа соскользнула на пол, и он предстал перед всеми
в новой, лунного цвета коже, блестящей, как серебро.
   --  Подожди!  --  воскликнул  он,  видя,  что  Мэри  Поппинс
нагнулась за подарком. -- Я напишу на ней поздравление.
   Он быстро прошелся хвостом по всей длине кожи, затем свил ее
в кольцо, просунул в него головку -- точно надел золотую корону
-- и  уж  тогда  изящным  движением  протянул  ее Мэри Поппинс,
которая, глубоко поклонившись, взяла ее.
   -- Не нахожу слов благодарности... -- начала Мэри Поппинс  и
замолчала.  Подарок,  как  видно,  и  в  самом деле доставил ей
удовольствие: она несколько раз погладила золотистую  кожу,  не
отрывая восхищенных глаз.
   --  И  не  пытайся  найти,  --  сказал  ей  Очковый Змей. --
Т-с-с-с, -- просвистел он, раздувая воротник, точно слушал  им.
-- Кажется, я слышу сигнал. Вот-вот начнется Большой хоровод...
   Все   прислушались:   где-то   в   глубине  зоопарка  звонил
колокольчик  и  чей-то  глубокий,  бархатистый  бас   повторял:
"Большой  хоровод!  Большой  хоровод!  Все  на Главную площадь!
Начинается Большой Хоровод! Спешите! Спешите!"
   -- Да, начинается, -- улыбнулся Очковый Змей. --  Тебе  пора
идти,  дорогая кузина. Там тебя ждут. Прощай! До следующего Дня
рождения!
   Он поднялся на хвосте, опять дважды поцеловал Мэри Поппинс в
обе щеки.
   -- Торопись! -- сказал он. --  Я  позабочусь  о  твоих  юных
друзьях.
   Дети  поднялись  с  колен  Бурого  Медведя, чувствуя, как он
разминает затекшие лапы. Вокруг их ног скользили к выходу змеи.
Мэри Поппинс церемонно поклонилась Очковому Змею и,  не  бросив
на  детей  ни  единого  взгляда,  чуть  не  бегом  выскочила из
террариума, спеша на Большой хоровод.
   -- И ты можешь покинуть нас, -- сказал Очковый  Змей  Бурому
Медведю.  Медведь  почтительно  поклонился  и  побежал вместе с
другими зверями -- ползущими, бегущими, скачущими --  вслед  за
Мэри Поппинс.
   --  Вы  хотите  пойти  со мной? -- ласково обратился Очковый
Змей к Джейн и Майклу. И, не дождавшись ответа, скользнул к ним
и очкастым  воротником  повелел  одному  идти  справа,  другому
слева.
   -- Началось, -- просвистел он с удовольствием.
   Со стороны Главной площади доносился громкий шум -- там, как
видно,  начался праздник. Шум становился громче, слышались рев,
верещание, визг -- дикие  песни  джунглей.  И  скоро  их  взору
предстал Большой хоровод. Львы, бобры, змеи, верблюды, медведи,
журавли,  антилопы  и  все  остальные  звери и птицы образовали
вокруг Мэри Поппинс кольцо, держась  за  лапы,  ласты,  крылья,
хвосты.  Они двигались вприпляску по часовой стрелке и обратно,
менялись местами, кружились. Кольцо то смыкалось  вокруг  Мэри,
то  опять  раздавалось.  Громче  всех  пел тонким пронзительным
голосом Пингвин:
   О, Мэри, Мэри!
   Ты моя пэри!
   Ты моя пэри!
   О, Мэри, Мэри!
   Он плясал напротив Джейн и Майкла, махая короткими  крыльями
и  в  упоении  закатывая  глаза. Увидев их, поклонился Очковому
Змею и крикнул детям:
   -- Слышали? Я нашел рифму! Самую точную  рифму!  Нет,  я  не
посрамил  пингвинов!  --  Он протянул крыло леопарду, и хоровод
увлек его дальше.
   Джейн с Майклом стояли и смотрели, а между ними  покачивался
безмолвный,  таинственный  Змей.  Мимо  проплясал Лев, держа за
крыло бразильского фазана. Джейн  попыталась  выразить  словами
переполняющие ее чувства:
   --  Я  подумала, сэр, -- начала она и замолчала, смутившись,
может, все-таки не стоит касаться этой щекотливой темы.
   -- Говори, мое дитя, -- разрешил Очковый Змей. -- Так что ты
подумала?
   -- Смотрите -- львы и птицы, тигры и мелкие зверушки...
   Очковый Змей пришел ей на помощь.
   -- Ты подумала, что в природе дикие звери друг другу  враги,
что лев не упустит случая съесть попугая, а тигр -- зайца?
   Джейн покраснела и кивнула.
   -- Возможно, ты и права. Возможно, так оно и есть. Но только
не в  День  рождения,  --  сказал  Змей. -- Сегодня -- малый не
боится большого, а большой -- защитник малого. Даже я... --  он
замолчал, точно старался заглянуть в себя поглубже, -- и даже у
меня,  столкнись  я сегодня с диким гусем, слюнки не потекут. В
сущности, -- продолжал он  в  раздумье,  высунув  свой  ужасный
раздвоенный  язык, -- какая разница: съесть или быть съеденным.
Это вещает вам старый мудрый Очковый Змей! Все живое  вылеплено
из  одной  глины:  мы,  обитатели  джунглей,  и  вы,  живущие в
городах. И не только все мы, камни под ногами, реки, деревья  и
звезды  --  все, все сделано из одной материи. И все движется к
одному концу. Не забывайте этого даже тогда, когда обо  мне  не
останется и воспоминания.
   --  Как это дерево может быть камнем? И я совсем не похож на
птицу. А Джейн -- на тигра, -- изумился Майкл.
   -- Вы так думаете? --  прошипел  Очковый  Змей.  --  Ну  так
смотрите! -- И он кивнул головой в сторону хоровода.
   Птицы  и  звери  кружились  все  ближе к Мэри Поппинс, а она
стояла в центре, тихонько покачиваясь. Звери и птицы тоже стали
качаться, как маятник часов. И деревья, казалось, кланяются.  И
даже Луна колыхалась в небе, словно корабль на волнах.
   --  Птицы  и  звери, камни и звезды -- мы все одно, одно, --
шипел  Змей,  раскачиваясь  между  детьми,   и   воротник   его
потихоньку опадал. -- Дети и змеи, звезды и камни -- одно...
   Шипение   становилось   все  глуше.  Дикие  песни  затихали,
смолкали. Джейн с Майклом слушали, и им  казалось,  что  и  они
качаются, точно кто-то их нежно баюкает.
   Неяркий свет упал к ним на лица.
   --  Спят  и  видят сны, -- прошептал чей-то голос. Наверное,
голос Очкового Змея, а может быть, мамин? Как всегда, она зашла
в детскую поправить одеяльца.
   -- Пусть спят, -- прошептал второй голос. Бурого Медведя или
мистера Банкса?
   Джейн и Майкл, качаясь, как на волнах, не могли понять... не
могли...
   -- ...Какой я видела странный сон  этой  ночью,  --  сказала
Джейн  за  завтраком,  посыпая  сахаром кашу. -- Как будто мы в
зоопарке, и Мэри Поппинс  празднует  там  день  рождения.  А  в
клетках не звери, а люди, а все звери разгуливают на свободе...
   --  Это  мой  сон.  Я  тоже видел зоопарк, -- очень удивился
Майкл.
   -- Один и тот же сон видеть нельзя, -- сказала Джейн. -- Так
не бывает. Может, скажешь еще, что ты видел  Льва,  у  которого
грива в кудряшках? И Тюленя -- он велел нам...
   --  Нырнуть  в  воду за апельсиновой коркой, -- торжествующе
закончил Майкл. -- Конечно, я все это видел. И Пингвина  --  он
никак не мог придумать рифму. И Очкового Змея.
   --  Тогда,  значит, это был не сон, -- выделяя каждое слово,
произнесла Джейн. -- Наверное, это было на самом деле.  А  если
это  не  сон...  -- Джейн, сгорая от любопытства, посмотрела на
Мэри Поппинс, которая, как ни в чем не бывало, кипятила молоко.
   -- Мэри Поппинс, -- сказала  она,  --  мы  могли  с  Майклом
видеть один и тот же сон?
   --  Уж мне эти ваши сны! -- фыркнула Мэри Поппинс. -- Ешьте,
пожалуйста, кашу, а то не получите гренков с маслом.
   Но Джейн было невозможно сбить.  Она  должна  докопаться  до
истины.
   --  Мэри  Поппинс,  --  сказала Джейн, очень строго глядя на
нее. -- Вы были этой ночью в зоопарке?
   Мэри Поппинс широко раскрыла глаза.
   -- В зоопарке? Я -- в зоопарке -- ночью? Я?  Уравновешенная,
добропорядочная особа?
   -- Были или нет? -- настаивала Джейн.
   --  Конечно, нет! Что за дурацкая мысль! -- возмутилась Мэри
Поппинс. -- Сделайте  такую  милость,  ешьте  свою  кашу  и  не
болтайте глупостей.
   Джейн налила в кашу молока.
   -- Значит, все-таки, наверное, это был сон, -- сказала она.
   Но  Майкл  во  все  глаза  смотрел  на Мэри Поппинс, которая
поджаривала на огне камина гренки.
   -- Джейн,  --  прошептал  он  звенящим  шепотом,  --  Джейн,
смотри!
   Он махнул рукой, и Джейн увидела то, на что смотрел Майкл.
   На  Мэри Поппинс был золотистый, из змеиной кожи, чешуйчатый
пояс, на котором округлым, извивистым почерком  было  выведено:
"Подарок зоопарка".




   --  Пахнет снегом, -- сообщила Джейн, когда вся троица вышла
из автобуса.
   -- Рождественской елкой, -- прибавил Майкл.
   -- Жареной рыбой, -- сказала Мэри Поппинс.
   Других  запахов  они  не  успели  почувствовать  --  автобус
остановился  у  самого большого магазина в мире, через два шага
они были у его входа.
   -- Можно, сначала мы посмотрим витрину?  --  спросил  Майкл,
прыгая на одной ножке от радостного возбуждения.
   --  Пожалуйста, -- коротко ответила Мэри Поппинс. Но Джейн с
Майклом не удивила ее кротость:  больше  всего  на  свете  Мэри
Поппинс любила смотреться в витринные стекла. Пока они любуются
игрушками, книжками, ветками остролиста и сливовым тортом, Мэри
Поппинс будет любоваться собственной персоной.
   --  Смотрите,  самолеты!  --  закричал  Майкл:  за  стеклом,
подвешенные на проволоке, летали игрушечные самолетики.
   -- Майкл, посмотри! -- воскликнула Джейн. --  Какие  славные
куколки в одной кроватке! Как ты думаешь, они шоколадные или из
фарфора?
   "Взгляните  на  эту  особу! -- сказала себе Мэри Поппинс. --
Что за прелесть эти перчатки с меховой опушкой!" У нее  никогда
еще  таких  не было, нет, ей в жизни не надоест любоваться ими.
Насмотревшись на них, она  медленно  оглядела  себя  с  ног  до
головы.  Пальто,  шляпка,  шарф,  туфли и она сама внутри всего
этого -- ни одна леди на свете  не  выглядит  так  элегантно  и
впечатляюще!
   Но  зимние  дни  коротки, а дома надо быть к послеобеденному
чаю. И Мэри Поппинс со вздохом оторвалась от своего отображения
в стекле.
   -- Идемте скорее в магазин, -- сказала она, но, войдя  туда,
как  прилипла к галантерейному прилавку -- понадобилось, видите
ли, купить черные нитки, к величайшему неудовольствию Майкла  и
Джейн.
   -- Отдел игрушек вон там, -- напомнил ей Майкл.
   --  Благодарю  тебя,  но  я  знаю.  И  не  тычь, пожалуйста,
пальцем, -- сказала Мэри Поппинс, расплачиваясь  за  катушку  с
убийственной медлительностью.
   Наконец  все-таки  они  добрались до Деда Мороза. И подумать
только -- он согласился даже выбирать  им  подарки,  а  это  ох
какое трудное дело!
   --  А  я  знаю,  что  подарить папе, -- сказал Майкл, увидев
заводную  железную  дорогу  со  светофорами.   --   Ему   очень
понравится.  Правда,  он  целый  день  в  Сити,  но  я  буду ее
караулить.
   -- А это -- маме, -- сказала Джейн, катая кукольную коляску.
-- Она давно о такой мечтала. Может, мама даст мне иногда с ней
поиграть.
   Для близнецов  Майкл  выбрал  пакет  булавок,  для  мамы  --
конструктор,  для Робертсона Эй -- заводного жука, для Эллен --
очки, хотя зрение у Эллен было отличное, а для миссис Брилл  --
шнурки для ботинок, ничего, что она всегда ходит в тапочках.
   Дольше  всего  Джейн  выбирала  подарок  для мистера Банкса.
Наконец нашла чудесную белую манишку. А для близнецов -- книжку
"Робинзон Крузо" -- вырастут и будут читать.
   -- А пока я ее почитаю, -- сказала она. --  Я  уверена,  они
мне ее дадут.
   Мэри  Поппинс тем временем препиралась с Дедом Морозом из-за
куска душистого мыла.
   -- Я очень вам советую купить "Красный парус", -- убеждал ее
Дед  Мороз  в  отчаянии,  что  попалась   такая   несговорчивая
покупательница.
   --  А я предпочитаю "Ночные фиалки", -- стояла на своем Мэри
Поппинс. -- Боже мой! -- вдруг воскликнула она, поглаживая  мех
на правой перчатке. -- Давно пора чай пить!
   -- Чай не волк, в лес не убежит, -- мрачно сказал Майкл.
   --  Никто  тебя  не  просил  зубоскалить, -- произнесла Мэри
Поппинс таким тоном, что Майкл подумал:  а  ведь  и  правда  --
никто не просил.
   -- Дети, пора домой! -- прибавила она.
   Вот  они,  эти  слова,  которые  Джейн с Майклом так боялись
услышать!
   -- Еще пять минуточек! -- взмолилась Джейн.
   -- Пожалуйста, Мэри Поппинс! У вас такой  прекрасный  вид  в
этих перчатках, -- подольстился Майкл.
   Мэри  Поппинс внутренне оценила похвалу Майкла, но на лесть,
однако, не поддалась.
   -- Никаких пяти минут!  --  отрезала  она  и,  поджав  губы,
поспешила к выходу.
   "Господи,  --  думал Майкл, шатаясь под тяжестью покупок, --
хоть бы один раз смягчилась!"
   Мэри Поппинс не шла, а летела, и детям пришлось пуститься за
ней вприпрыжку. Дед Мороз помахал им рукой. Снежная королева на
елке и другие куклы шептали, печально улыбаясь:  "Возьмите  нас
домой,  хоть кто-нибудь!" Самолеты махали крыльями и тоненькими
птичьими голосами просили:  "Хотим  летать  в  небе!  Отпустите
нас!"
   Джейн  и  Майкл  старались  не  слышать этих соблазнительных
голосов. Какая глупость, какая жестокость --  побыть  в  отделе
игрушек всего какой-то час!
   ...Приключение  началось, когда они подошли к выходу. Только
хотели толкнуть стеклянную дверь и выйти наружу, как к входу  с
той стороны подбежала поблескивающая детская фигурка.
   -- Смотрите! -- в один голос воскликнули Джейн с Майклом.
   --  Господи,  спаси  и  помилуй! -- выдохнула Мэри Поппинс и
остановилась как вкопанная.
   Еще бы! Девочка была почти раздета, ее  блестящее  голенькое
тельце  окутывала  легкая  голубая  дымка,  точно ктото оторвал
клочок неба и накинул на нее.
   Девочка, как видно, не умела  проходить  сквозь  вращающуюся
дверь,  она  кружилась и кружилась внутри и чем сильнее толкала
дверь, тем быстрее кружилась -- весело при этом  смеясь.  Вдруг
легким  рывком  она  выскочила  из двери и замерла на цыпочках,
глядя то в одну сторону, то в  другую,  точно  искала  кого-то.
Увидела Джейн с Майклом, Мери Поппинс, и лицо ее просияло.
   --  Вот  вы  где!  --  подбежала  она к ним. -- Спасибо, что
подождали. Боюсь, я немного опоздала, --  и  девочка  протянула
блестящие ручки к Джейн и Майклу. -- Ну что, -- сказала она, --
рады меня видеть? Ответьте -- да, да, да!
   -- Да, -- улыбнулась Джейн. Кто бы мог сказать "нет", увидев
этого милого сияющего ребенка. -- Но кто ты? -- спросила она.
   -- Как тебя зовут? -- спросил Майкл, не отрывая от нее глаз.
   --  Кто  я?  Как меня зовут? Неужели вы не узнаете меня? Да,
конечно, конечно... -- девочка была удивлена  и  чуть  обижена.
Посмотрев  на  Мэри Поппинс, она продолжала: -- А вот она знает
меня. А вы нет? А я была уверена, что знаете.
   В лице Мэри  Поппинс  мелькнула  догадка,  глаза  загорелись
синими   огоньками,  точно  в  них  отразилось  голубое  сияние
девочки.
   -- Твое имя начинается на "М"? -- спросила она.
   Девочка от радости подпрыгнула на одной ножке.
   -- Ну конечно! И вы его знаете -- Майя! Я --  Майя,  --  она
повернулась  к  Джейн  с  Майклом.  -- Теперь узнали меня? Я --
вторая звезда в созвездии  Плеяд.  Старшая  сестра  Электра  не
может  надолго  отлучаться,  она сидит с Меропой. Меропа совсем
маленькая. А между ними -- еще пять сестер. Нас  всего  семеро,
все   девочки.  Мама  сперва  расстраивалась.  А  теперь  очень
довольна.
   Майя попрыгала немного и продолжала тоненьким  взволнованным
голоском:
   --  Ах, Джейн! Ах, Майкл! Я так часто любуюсь вами сверху. И
вот -- о, радость! -- я говорю с вами. Я все-все знаю про  вас.
Майкл  не  любит  причесываться,  а  у тебя, Джейн, на каминной
полке в банке из-под варенья дроздиное яйцо. А у вашего папы на
макушке лысина. Мне он очень нравится. Это он  нас  познакомил.
Помните?  Прошлым летом как-то сказал вечером: "Посмотрите, это
Плеяды. Семь звездочек, они самые маленькие на небе. Одну  даже
не видно". Это он про Меропу. Она еще совсем крошка. И не может
ночью  не  спать.  Очень  рано  ложится.  Тут  внизу нас иногда
называют  "Сестрички",  или  "Семеро  голубок".  А  Орион,  тот
говорит просто: "Эй, девчонки", -- и берет нас охотиться.
   --  А  что ты здесь делаешь? -- спросил Майкл, не переставая
удивляться.
   -- Спросите Мэри Поппинс, -- рассмеялась Майя. -- Я уверена,
что она знает.
   -- Расскажите, пожалуйста, -- попросила Джейн.
   -- Ха! -- презрительно воскликнула Мэри Поппинс.  --  Не  вы
одни на свете ездите в магазин за рождественскими подарками.
   --  Ну  конечно!  --  восхитилась  Майя. -- Она все знает! Я
спустилась  вниз,  чтобы  купить  сестрам  игрушек.  Нам  часто
отлучаться  нельзя, мы очень заняты -- запасаем для весны тучи.
Это работа Плеяд. Но я уже  столько  их  нарисовала,  что  меня
отпустили. Правда, как замечательно?
   И она обняла сама себя маленькими ручками.
   --  Ну,  идемте  скорее!  Я очень тороплюсь. Вы поможете мне
выбрать подарки.
   Без остановки приплясывая, она подбегала то к одному,  то  к
другому  и  так  повела их обратно в игрушечный магазин. Вокруг
сразу  собралась  толпа,  люди  смотрели  на  них  и  роняли  в
изумлении свертки.
   -- Да она совсем продрогла! О чем только думают родители! --
возмущались  мамы,  но  голоса  у  них  при  этом были нежные и
добрые.
   -- Ну и ну! -- сердились папы. --  Этого  нельзя  допускать!
Надо  немедленно написать в "Тайме"! -- Их голоса были резкие и
решительные.
   Продавцы тоже вели себя странно. Увидев Майю, они  кланялись
ей как королеве.
   Но  ни Джейн, ни Майкл, ни Мэри Поппинс, ни сама Майя ничего
этого не видели -- так были увлечены своим разговором.
   -- Вот мы и пришли! -- воскликнула Майя и впорхнула в  отдел
игрушек. -- Ну, что же мы выберем?
   Продавец, увидев ее, встрепенулся и отвесил глубокий поклон.
   --  Я  должна  купить  сестрам  подарки.  У меня их шестеро.
Помогите, пожалуйста, -- просияв, попросила Майя.
   -- С удовольствием, мадам, -- охотно откликнулся продавец.
   -- Сначала старшей сестре, -- сказала Майя.  --  Она  у  нас
очень  домовитая.  Ей  я  куплю  маленькую  плиту с серебряными
сковородками. И еще вон ту разноцветную щетку. У  нас  на  небе
столько звездной пыли!
   Продавец аккуратно заворачивал подарки в цветную бумагу.
   -- А теперь для Тайгеты. Она так любит плясать и прыгать. Ей
мы купим  скакалки.  Упакуйте,  пожалуйста,  получше. Мне очень
далеко возвращаться.
   Майя ни секунды не стояла на месте,  ходила  от  прилавка  к
прилавку  мелкими,  быстрыми, как ртуть, шажками и переливалась
голубым светом, точно была не в игрушечном отделе, а мерцала на
небе. Мэри Поппинс и Джейн с  Майклом  не  могли  глаз  от  нее
оторвать.
   --  А  теперь для Алкионы. Для нее трудно выбрать. Она у нас
тихая, задумчивая, и  ей  никогда  ничего  не  хочется.  Может,
купить ей книжку, а, Мэри Поппинс? Про Гулливера. Думаю, она ей
понравится.   А   если   не   понравится,  посмотрит  картинки.
Заверните, пожалуйста! -- и она протянула продавцу книгу. --  А
вот  что  надо  Келено, я знаю, -- продолжала Майя. -- Ей нужен
обруч.  Днем  будет  бросать  его  по  небу,  а  ночью  крутить
хула-хуп. Вон тот ей понравится -- красный с синим.
   Продавец опять поклонился и стал заворачивать обруч.
   --  Ну  вот,  осталось  всего  два  подарка.  Майкл,  что ты
посоветуешь для Стеропы? -- спросила Майя.
   -- А что, если волчок? -- предложил Майкл  после  некоторого
раздумья.
   --  Музыкальный  волчок?  Какая  прекрасная  мысль! Он будет
кружиться в  небе  и  петь!  Вот  Стеропа  обрадуется!  А  что,
по-твоему, Джейн, купить Меропе?
   --  У  Джона  и Барбары, -- застенчиво проговорила Джейн, --
есть резиновые уточки.
   Майя даже взвизгнула от восторга и опять обняла сама себя.
   -- Ах, Джейн, ну какая ты умница! Я бы ни за что до этого не
додумалась. Резиновую уточку для Меропы, пожалуйста. Вон ту  --
голубую с желтыми глазками.
   Продавец завязывал покупки, а Майя прыгала рядом, поправляла
бумагу, дергала за шнурок -- крепко ли завязаны узелки.
   --  Прекрасно,  --  сказала  она.  --  А  то  я  очень боюсь
чтонибудь потерять.
   Майкл все смотрел, смотрел на Майю. Вдруг повернулся к  Мэри
Поппинс и сказал громким шепотом:
   -- Но у нее нет кошелька! Кто будет платить за игрушки?
   --  Не твоего ума дело, -- сердито ответила Мэри Поппинс. --
Ты забыл -- некрасиво шептаться. -- Но все-таки стала шарить  у
себя в кармане.
   --  Что  он  сказал?  --  потребовала  Майя, устремив на них
круглые, удивленные глаза.  --  Кто  будет  платить?  Никто  не
будет!  Разве  надо  за  что-нибудь платить? -- и она устремила
мерцающий взор на продавца.
   -- Ничего не надо, мадам, -- уверил  ее  продавец,  протянул
огромный сверток и в который раз поклонился.
   --  Я  так  и  думала!  Вот видите! -- сказала она, глядя на
Майкла. -- В этом и заключается прелесть Рождества -- тебе  все
дают  просто  так.  Впрочем, мне бы и платить было нечем. У нас
ведь  там  наверху  денег  нет,  --  и  Майя  рассмеялась,  как
колокольчик.  --  Но  нам пора уходить, -- продолжала она, беря
Майкла за руки. -- Всем пора идти домой. Уже очень поздно. А  я
слышала,  ваша  мама  велела  возвращаться к чаю. Да и мне надо
спешить. Идемте! -- И, увлекая за собой Майкла,  Джейн  и  Мэри
Поппинс,  Майя  побежала  вприпляску  через  магазин,  и  скоро
вертящиеся двери выпустили их наружу.
   И тут Джейн всплеснула руками.
   -- А подарок для Майи! Она купила игрушки для всех,  а  себе
ничего!  Майя  осталась без рождественского подарка! -- И Джейн
стала перебирать свертки: у нее столько всего, она найдет,  чем
поделиться с Майей.
   Мэри  Поппинс  бросила быстрый взгляд в витринное стекло. На
нее глянула оттуда очень элегантная, очень интересная особа  --
шляпка,  пальто  без единой морщинки, и довершают портрет новые
перчатки с меховой опушкой.
   -- Успокойся,  --  сказала  она  Джейн  самым  презрительным
голосом. Стащила с рук перчатки и надела на ручки Майи.
   --  Носи,  -- буркнула она. -- Сегодня холодно. Тебе будет в
них хорошо.
   Майя посмотрела  на  перчатки:  они  были  такие  большие  и
казались  на  ее  ручках  пустыми.  Майя ничего не сказала, она
подошла к Мэри Поппинс, обняла ее свободной рукой и поцеловала.
Обе посмотрели друг на друга долгим взглядом и улыбнулись,  как
улыбаются  друг  другу друзья. Потом Майя повернулась к детям и
легко прикоснулась пальцами к их щекам. Какое-то мгновение  они
стояли,   образовав  кружок,  и  глядели  друг  на  друга,  как
завороженные.
   -- Мне было так  приятно  с  вами,  --  тихо  сказала  Майя,
нарушив молчание. -- Смотрите, не забывайте меня! Не забудете?
   Дети замотали головами.
   -- Прощайте! -- махнула Майя рукой.
   --  Прощай,  --  ответила  вся  компания,  хотя  им очень не
хотелось прощаться.
   Стоя на цыпочках, Майя подняла кверху руки,  подпрыгнула.  И
вдруг  как  по ступенькам побежала вверх, стремясь в сизо-серое
небо. Она махала им, то и дело оборачиваясь, и дети  махали  ей
изо всех сил.
   -- Что тут происходит? -- сказал рядом чей-то голос.
   -- Но это невозможно! -- подхватил второй голос.
   -- Это неслыханно! -- воскликнул третий.
   Толпа,  привлеченная невиданным зрелищем, росла. Расталкивая
зевак своим жезлом, к детям приближался полицейский...
   -- Что такое? Что случилось? Автомобильная катастрофа? --  И
он посмотрел на небо, куда смотрели все остальные. -- Ну знаешь
ли! -- воскликнул он, грозя Майе кулаком. -- Слезай оттуда! Что
ты там делаешь? Сейчас же слезай! Так себя вести в общественном
месте! Это же сверхъестественно!
   Но  Майя  только  смеялась  наверху,  из ее рук выскользнули
скакалки и полоснули по небу блестящей молнией: пакет  все-таки
разорвался.
   Еще  секунду  они  видели, как она приплясывает на воздушных
ступеньках. Потом ее подхватила темная туча, и Майя исчезла. Но
дети знали -- Майя там, за тучей, потому что  по  темным  краям
засветилась блестящая каемка.
   -- Черт меня побери! -- воскликнул полицейский и почесал под
шлемом затылок.
   --  И хорошо бы -- побрал! -- воскликнула Мэри Поппинс своим
самым презрительным голосом, кто-то даже мог подумать, что  она
грубит  полицейскому.  Но  Джейн и Майкла эта грубость не могла
обмануть. Они заметили, как заблестели ее глаза.  Не  будь  это
Мэри Поппинс, они бы подумали, что в глазах у нее слезы...
   --  Нам  могло  все это почудиться? -- спросил Майкл у мамы,
когда они вернулись домой и рассказали ей эту историю.
   -- Наверное, могло, -- ответила миссис Банкс.  --  Нам  всем
иногда чудятся странные и приятные вещи.
   -- А куда же делись перчатки Мэри Поппинс? -- сказала Джейн.
-- Мы  сами  видели, как она отдала их Майе. И потом всю дорогу
ехала без перчаток! Так что это, наверное, правда.
   -- Что такое, Мэри Поппинс! -- воскликнула миссис Банкс.  --
Вы отдали свои меховые перчатки с опушкой?! Отдали насовсем?
   --  Перчатки  --  мои.  --  Мэри Поппинс фыркнула. -- Я могу
делать с ними что хочу.
   Она поправила свою шляпку и пошла на кухню готовить чай...




   Был первый день весны.
   Джейн с Майклом сразу об этом догадались. Мистер Банкс пел в
ванной, а пел он в ванной всего один раз в  году  --  в  первый
весенний день.
   Они  навсегда  запомнили  это  утро.  Во-первых,  им наконец
позволили завтракать внизу, а во-вторых, мистер  Банкс  потерял
свой   черный   портфель.  Как  видите,  день  начался  с  двух
совершенно исключительных событий.
   -- Где мой ПОРТФЕЛЬ? -- кричал мистер Банкс,  бегая  кругами
по прихожей, как собака, которая гоняется за своим хвостом.
   И вместе с ним забегали все домочадцы: Эллен, миссис Банкс и
дети.  Даже  Робертсон  Эй  поборол  лень  и  сделал два круга.
Портфель наконец нашелся. Мистер Банкс обнаружил его у  себя  в
кабинете и вбежал в прихожую, держа его на вытянутой руке.
   --  Так  вот,  --  начал  он,  как  будто  хотел  произнести
проповедь, -- мой портфель всегда висит на своем месте.  Здесь,
--  показал  он  на  стойку  для  зонтиков.  -- Кто отнес его в
кабинет? -- рявкнул он.
   --  Ты  сам  отнес,  милый,  помнишь,  ты  вечером  доставал
документы  о  налогах, -- сказала недипломатично миссис Банкс и
тут же пожалела о сказанном --  такой  несчастный  вид  стал  у
мистера Банкса. Взяла бы уж лучше вину на себя.
   --   Хм,   хм,  --  наконец  буркнул  мистер  Банкс,  громко
высморкался, снял с вешалки пальто и пошел к двери.
   -- Глядите-ка, -- повеселел  он.  --  Тюльпаны  уже  набрали
цвет!  --  Он  прошел  в сад и потянул носом. -- Хм, а ветерто,
кажется, с запада,  --  он  посмотрел  в  конец  улицы  на  дом
Адмирала Бума.
   Флюгер   в  виде  подзорной  трубы  действительно  показывал
Западный ветер. -- Так я и думал. Значит,  будет  теплая  ясная
погода. Можно идти без пальто.
   С этими словами он подхватил портфель, надел цилиндр, бросил
пальто на скамейку и зашагал в Сити.
   --  Ты  слышала,  что  он  сказал?  -- Майкл дернул за рукав
Джейн.
   Джейн кивнула.
   -- Ветер подул с запада, -- медленно произнесла она.
   Оба больше ничего не сказали, но в голове  у  них  мелькнула
одна и та же ужасная мысль.
   Но  они  тут  же  о  ней забыли: все шло, как обычно, только
солнце заливало дом таким ярким  светом,  что  полы,  казалось,
свежеокрашены,  а  стены оклеены новыми обоями. Словом, лучшего
дома на Вишневой улице в тот день не было.
   Беда заявила о себе после обеда.
   Джейн была на огороде, только что посеяла редиску, как вдруг
из детской донесся какой-то шум, послышались  быстрые  шаги  по
лестнице. И в огороде появился Майкл, красный и запыхавшийся.
   -- Смотри, Джейн! -- протянул он ладонь. На ней лежал компас
Мэри  Поппинс, диск его вращался как бешеный, потому что ладонь
Майкла сильно дрожала.
   -- Компас? -- Джейн вопросительно посмотрела на него.
   -- Она отдала мне его, -- вдруг заплакал Майкл. --  Сказала,
что  он мой. Что теперь будет? Наверное, что-то совсем ужасное.
Она никогда ничего мне не давала.
   -- Может, ей захотелось быть доброй, -- предположила  Джейн,
она  хотела  утешить  Майкла.  Но  и  ей стало не по себе. Мэри
Поппинс терпеть не могла сантиментов.
   Весь день Мэри Поппинс ни разу не рассердилась. Правда,  она
за  весь  день  и двух слов не произнесла. Казалось, она была в
глубокой задумчивости, на вопросы отвечала какимто  отрешенным,
не своим голосом. И Майкл не выдержал.
   --  Мэри  Поппинс,  пожалуйста,  рассердитесь!  Ну хоть один
разок! Вы сегодня совсем другая. И мне очень, очень страшно. --
Сердце его сжималось от тревожного предчувствия: что-то сегодня
должно случиться в доме N 17 по Вишневой улице.
   -- Не зови беду -- накличешь, --  обычным  сердитым  голосом
буркнула Мэри Поппинс.
   И Майклу тотчас стало легче.
   --  Может,  это  просто  я  так  себя чувствую, -- сказал он
Джейн. -- Может, ничего страшного. И я все это напридумывал, а,
Джейн?
   -- Вполне возможно, -- медленно проговорила Джейн.  Но  и  у
нее на сердце кошки скребли.
   К  вечеру  ветер  усилился  и по дому заходили сквозняки. Он
свистел в печных трубах, врывался сквозь оконные щели.  Загибал
в детской ковер по углам.
   Мэри  Поппинс  все  делала  как  всегда  -- убрала со стола,
тарелки  составила  в  аккуратные  стопки.  Привела  в  порядок
детскую и поставила чайник на подставку в камин.
   --  Ну  вот! -- сказала она, удовлетворенно оглядев комнату.
Помолчала с минуту, затем положила одну руку Майклу на  голову,
другую Джейн на плечо.
   --  Я  сейчас  понесу  вниз  туфли,  -- начала она, -- чтобы
Робертсон Эй их почистил. Ведите  себя  хорошо,  пока  меня  не
будет.
   С  этими  словами  она  вышла  и тихонько затворила за собой
дверь. Джейн с Майклом будто кто  толкнул  --  надо  немедленно
бежать  за Мэри Поппинс. Но они как прилипли к стульям. Сидели,
не шелохнувшись, положив локти на стол, подбадривая друг  друга
взглядами.
   --  Какие  мы  глупые,  --  наконец сказала Джейн. -- Ничего
плохого не случилось. -- Но она  сознавала,  что  говорит  это,
чтобы успокоить Майкла, а может, и самое себя.
   Часы  громко  тикали  на  каминной полке. В камине догорали,
потрескивая, пунцовые угли. А они все сидели и ждали.
   -- Она ведь уже очень давно ушла, -- с  тревогой  проговорил
Майкл.
   Как  будто  в  ответ  ветер завыл сильнее, засвистел. А часы
вторили ему мрачным размеренным тиканьем.
   Вдруг тишину расколол звук хлопнувшей двери внизу.
   -- Майкл! -- вскочила Джейн.
   -- Джейн! -- крикнул Майкл, побледнев.
   Дети прислушались и  бросились  к  окну.  Внизу  на  крыльце
стояла  Мэри  Поппинс,  одетая  в пальто и шляпу, с саквояжем в
одной руке и зонтиком в другой. Ветер вился вихрями вокруг нее,
теребя юбку, сдвинув набок шляпку  до  опасного  положения.  Но
Мэри  Поппинс,  по-видимому, была довольна, она улыбалась ветру
-- похоже, они понимали друг Друга.
   Какой-то миг она еще помедлила  на  крыльце,  оглянулась  на
дверь.  Потом  быстрым движением раскрыла зонтик, хотя дождя не
было, и вскинула его над головой.
   С диким завыванием ветер подхватил зонтик, как  будто  хотел
вырвать  его  из  рук  Мэри Поппинс. Но она держала его крепко;
впрочем, ветер не возражал, но еще  сильнее  дернул  зонтик,  и
Мэри  Поппинс  оторвалась  от земли. Сначала она почти касалась
ногами гравия. Легко перемахнула  через  калитку  и  скоро  уже
летела над кронами вишневых деревьев.
   -- Она улетает, Джейн, улетает! -- горько плакал Майкл.
   --  Скорее!  --  крикнула Джейн. -- Бери Барбару, а я возьму
Джона, пусть они посмотрят на нее последний раз.
   Теперь уже ни она, ни Майкл не сомневались, что Мэри Поппинс
покинула их навсегда, потому что ведь ветер-то переменился.
   Они схватили близнецов и поднесли их к  окну.  Мэри  Поппинс
летела  высоко  над  деревьями  и крышами домов, крепко держа в
одной руке зонтик, в другой -- саквояж.
   Близнецы тихонько заплакали.
   Джейн и Майкл открыли окно  и  сделали  последнюю  отчаянную
попытку вернуть ее:
   -- Мэри Поппинс! -- кричали они. -- Мэри Поппинс! Вернитесь!
   Но  она  как  не слышала, летела все выше и выше среди туч и
ветра, пока наконец не залетела за холм  и  скрылась  из  виду.
Дети  еще долго смотрели, как вишни на улице гнулись и скрипели
от яростных порывов Западного ветра...
   -- Она просто сдержала слово -- улетела,  когда  переменился
ветер.  -- Джейн вздохнула, отвернулась от окна и уложила спать
Джона. Майкл ничего не сказал, отнес в кроватку Барбару,  укрыл
ее одеяльцем и всхлипнул.
   --  Интересно,  увидим  мы  ее  еще когда-нибудь? -- сказала
Джейн.
   Вдруг на лестнице послышались голоса.
   -- Дети, дети! -- кричала миссис Банкс,  отворив  дверь.  --
Дети, я очень расстроена. Мэри Поппинс ушла от нас.
   -- Да, -- ответили вместе Джейн с Майклом.
   --  Значит, вы знали? -- удивилась мама. -- Она вам сказала,
что уйдет?
   Джейн с Майклом отрицательно покачали головой.
   -- Это неслыханно! --  возмущалась  миссис  Банкс.  --  Весь
вечер  ходила  здесь  --  секунда,  и  нет ее! Даже не принесла
извинений.  Просто  сказала:   "Ухожу",   --   и   все.   Более
чудовищного,    более   легкомысленного,   более   эгоистичного
поступка... Что такое, Майкл?  --  рассердилась  миссис  Банкс:
Майкл схватил ее за юбку и начал трясти. -- Что случилось?
   --  А  она обещала вернуться? -- закричал он, чуть не уронив
миссис Банкс. -- Скажи, обещала?
   -- Фу, Майкл, ты ведешь себя,  как  краснокожий  индеец,  --
миссис  Банкс освободила юбку от цепких пальцев Майкла. -- Я не
помню, что она еще сказала: Я поняла только то, что она уходит.
И я, конечно же, не возьму ее обратно, если ей вдруг взбредет в
голову вернуться. Оставить меня одну,  без  всякой  помощи,  не
предупредив заранее!
   -- Мама! -- с упреком проговорила Джейн.
   --  Ты  очень жестокая женщина, -- Майкл сжал кулачки, точно
приготовился к нападению.
   -- Дети! Мне стыдно за вас! Как вы можете хотеть, чтобы  эта
женщина,  которая  так поступила с вашей мамой, вернулась в наш
дом! Я потрясена!
   Джейн расплакалась, а Майкл сказал:
   -- Я не  хочу  никого  другого  во  всем  мире,  кроме  Мэри
Поппинс! -- и он вдруг упал на пол и громко заревел.
   --  Успокойтесь,  пожалуйста,  успокойтесь!  Я не могу этого
понять! Прошу вас, ведите себя хорошо. За вами  некому  сегодня
смотреть.  Мы  с  папой  приглашены  на обед. А у Эллен сегодня
выходной. Вас уложит спать миссис Брилл.
   Миссис Банкс  рассеянно  поцеловала  детей,  на  лбу  у  нее
прорезалась легкая морщинка, и она покинула детскую...
   --  ...Это  уже  ни  на  что не похоже. Уйти и оставить вас,
бедных деток, одних-одинешенек, -- пропела вошедшая  в  детскую
миссис Брилл. -- Каменное сердце у этой девушки, или мое имя не
Клара  Брилл!  И ведь было не подступись к ней! Хоть бы носовой
платок или заколку для шляпки  оставила  на  память.  Встаньте,
пожалуйста,  Майкл!  --  продолжала она, отдуваясь. -- И как мы
могли столько ее терпеть! Со всеми  ее  фокусами  и  фырканьем.
Какое  множество  у  вас  пуговиц,  мисс  Джейн!  Не вертитесь,
пожалуйста, Майкл! Я должна вас раздеть или нет? И ведь  совсем
простушка, смотреть не на что! Если на то пошло, так, по-моему,
нам  будет без нее гораздо лучше! Где ваша ночная сорочка, мисс
Джейн? А что это у вас тут под подушкой?
   Миссис Брилл извлекла на  свет  божий  аккуратно  завязанный
пакетик.
   --  Что  это? -- воскликнула Джейн. -- Сейчас же отдайте! --
Джейн вся тряслась от возбуждения и, не успела миссис Брилл рта
открыть, выхватила  пакет  из  ее  рук.  Подошел  Майкл,  Джейн
развязала  ленточку  и  стала  снимать  обертку, а миссис Брилл
удалилась к близнецам. Наконец  последняя  обертка  снята  и  в
руках у Джейн оказалась рамка с каким-то рисунком.
   --   Это   ее   портрет,   --  прошептала  она,  внимательно
разглядывая его.
   Это и правда был ее портрет. Резная рамка, в ней изображение
Мэри Поппинс, а внизу подпись: "Мэри Поппинс. Рисовал Берт".
   -- Это -- Спичечник. Вот кто ее нарисовал, -- сказал  Майкл,
взяв портрет из рук Джейн.
   А   Джейн   вдруг  заметила  письмецо,  вложенное  в  рамку.
Аккуратно развернула его и стала читать:
   "Дорогая Джейн,
   Майкл получил компас, а у тебя
   пусть будет портрет.
   Au revoir
   Мэри Поппинс".
   Джейн  читала  громко;  дошла   до   незнакомого   слова   и
остановилась.
   -- Миссис Брилл! -- позвала она. -- Что такое "au revoir"?
   --  Что  такое  "au  revoir",  детка? -- откликнулась миссис
Брилл из другой комнаты. -- Сейчас, сейчас, дай мне подумать. Я
не сильна в иностранных языках.  Может,  это  значит  "Господи,
помилуй"?   Хотя,   нет.   "Господи,   помилуй"  как-то  совсем
по-другому.  А-а,  вспомнила!  Это  значит,  мисс  Джейн,   "до
встречи".
   Джейн  и  Майкл  переглянулись.  В  глазах  у них заблестели
радость и надежда. Они поняли,  что  хотела  сообщить  им  Мэри
Поппинс.
   --  Ну,  тогда все в порядке, -- дрожащим голосом проговорил
Майкл  и  протяжно  вздохнул.  --  Она  всегда  выполняет  свои
обещания. -- И он отвернулся.
   -- Ты плачешь, Майкл? -- спросила Джейн.
   -- Нет, не плачу. Просто что-то попало в глаз.
   Она  легонько  подтолкнула  брата  к его кровати, а когда он
лег, побыстрее сунула ему в руку рамку с портретом, а то  вдруг
станет жалко.
   --  Сегодня  ночью  ты будешь с ним спать, -- прошептала ему
Джейн и подоткнула со  всех  сторон  одеяло,  как  делала  Мэри
Поппинс.



Обращений с начала месяца: 63, Last-modified: Thu, 29 Jan 1998 05:13:11 GMT

Оцените этот текст: Прогноз






Hosted by uCoz