М. Алазанцев
ГРОЗНЫЙ ОТШЕЛЬНИК
(сб. "Полосатый Эргени")
________________________________________________________________________
Москва: Издательство "Правда", 1991 г.
Составление и вступительная статья В.А.Потиевского
Иллюстрации и оформление А.Н.Сичкаря
OCR Dauphin, июнь 2002 г.
________________________________________________________________________
- Саиб, великий русский господин, который обладает волшебной кистью
и чудесными пестрыми красками, хочет непременно отправиться в джунгли?
- Да. А что?
- Саиб хочет посетить развалины древнего храма раджей Баккани, где
появляются страшные призраки?
- Ну, да. В призраки я не верю.
- Предупреждаю саиба: ходить в развалины древнего храма раджей
Баккани не следует.
- Но я начал писать там чудесный этюд и не успокоюсь, покуда не
закончу работу.
- Да будет исполнена воля господина моего. Но тогда по крайней мере
пусть саиб берет с собой людей, которые, будучи храбры, как львы, и
могучи, как тигры, не допустят ни единому волосу пасть с головы саиба.
Мой племянник, Муззаффар, может за один пиастр в день командовать
конвоем саиба. О, он такой храбрый, этот Муззаффар! Ну и, кроме него,
саибу придется взять с собой еще пять или шесть головорезов из нашей
деревни. Но им можно дать по полпиастра. Только Муззаффару, потому что
он, во-первых, мой родной племянник, сын моей покойной сестры Аэши, а,
во-вторых, храбрый, невероятно храбрый человек, надо дать целый пиастр,
дорогой саиб. Но это же дешево, право, невероятно дешево!
- Ну, ладно. Мне нужно всего два или три сеанса в развалинах. Плачу
по пяти пиастров от сеанса. Довольно?
- Саиб щедр и великодушен, как сам Низам Гайдебарата. Рука дающего
не оскудеет, и дни щедрого будут, как песок морской, а потомство его,
как звезды небесные. Твой раб ждет твоих распоряжений.
Такой разговор происходил как-то между мной, забравшимся в дебри
Индии русским художником, и местным представителем власти "муффетаром",
или старшиной, полумусульманского и полубуддийского поселка Букки-Алер в
недрах джунглей, простодушно-глуповатым, а в общем очень симпатичным
Мустафой, тучным мусульманином, красившим хной свою окладистую бороду.
Разговор этот привел к известному соглашению. Я получил "почетный
конвой", состоявший из полудесятка вооруженных дубинами и заржавленными
саблями обитателей деревушки под командой "непобедимого" Муззаффара.
Разумеется, я не придавал ни малейшего значения толкам индусов о
возможности встретиться в развалинах древнего храма Баккани с каким-либо
привидением: в Индии, этой стране чудес и сказок, нет ни единого
местечка, нет развалин, где бы, по уверениям индусов, не водились
привидения, да еще из самых страшных, которых только может придумать
необузданная фантазия восточного человека. Но мне как-то не везло:
привидения, словно сознательно, уклонялись от всякой встречи со мной.
Но, с другой стороны, в джунглях опасность стережет человека на каждом
шагу: в густой траве ползают змеи, под камнями водятся в неисчислимом
множестве скорпионы и ядовитые стоножки, в зарослях прячется кровожадная
пантера, а то и сам властелин джунглей - королевский тигр. При таких
условиях одиночество не всегда удобно. Положим, на "львиную храбрость" и
на "неустрашимость" моего конвоя я полагаться не мог, но все лее
присутствие людей до известной степени обеспечивало на время работы хоть
от неожиданного нападения какой-нибудь ядовитой или свирепой гадины.
В то же утро мы торжественно отправились в развалины древнего храма
раджей Баккани.
Не могу сказать определенно, к какой именно эпохе относилось
сооружение этого храма, который теперь представляет собою просто груду
развалин. Но меня, как художника, интересовала не археологическая
ценность развалин, а исключительно их поразительная живописность.
Представьте себе огромную площадь, наполовину покрытую болотными
озерами с пышной тропической растительностью. И среди этих сонных озер и
протоков, в водах которых колышутся красавицы лилии, - целый лес
стройных мраморных колонн с причудливой резьбой, полуобвалившиеся стены
с зияющими окнами, воздушные купола в форме луковиц, остатки баллюстрад
из белого мрамора, красивые пятна изразцов или мозаики, и все это
перевито ползучими растениями, все это затенено вершинами пальм и
заплетено гирляндами ярких цветов...
* * *
Два или три часа работы прошли спокойно.
Правда, мои бравые телохранители за моей спиной болтали и
стрекотали, словно сороки. Они бесцеремонно критиковали мою наружность,
обсуждали стоимость моих вещей и, наконец, решили между собой, что я
занимаюсь пустяковым, ничего не стоящим делом. Но ко всему подобному я
уже раньше привык и теперь не обращал ни малейшего внимания на разговоры
индусов.
Солнце, совершая свой обычный путь, очень быстро меняло общую
картину развалин, давая то или иное освещение покосившимся колоннам,
обрушившимся стенам, нависшим сводам и куполам, и мне приходилось
бросать один этюд, чтобы приняться за другой, совершенно не заботясь о
точности формы, рисунка, думал только о том, как бы схватить красочность
картины. В этой работе я совершенно не заметил, что моими
телохранителями овладевает тревожное настроение. От задумчивости меня
пробудил не совсем уверенный голос Муззаффара:
- Саиб, дорогой саиб. Пора кончать и уходить из этого страшного
места.
- Это почему? - удивился я.
- Так...
- Глупости! До захода солнца еще далеко. Я могу еще кое-что сделать.
- Но, саиб! Право же, лучше будет вернуться в поселок!
- Ерунда! Проголодались вы, что ли? Так ведь вы же забрали целую
груду собственной провизии и, кроме того, сожрали почти все, что я взял
лично для себя.
- Это были такие вкусные вещи, саиб. Мы в жизни никогда не ели таких
вкусных вещей, саиб, - со вздохом признался храбрый Муззаффар. - Но,
саиб, все же будет гораздо лучше, если мы немедленно покинем это место.
- Да идите вы к черту! Что случилось?
- Эддин слышал, саиб, как вздыхает в своей могиле старый раджа
Баккани, великий воитель.
- Что вы, с ума сошли?
- Нет, нет, саиб. У Эддина отличный слух. Он слышит все, что
творится на три мили вокруг. Пусть саиб только посмотрит на уши
Эддина...
Я поглядел на знаменитые уши одного из моих телохранителей, Эддина,
и едва удержался от восклицания.
Да, черт возьми, это были действительно уши.
Его уши были колоссальной величины, тонки, кожисты и при этом
обладали свойством шевелиться, как будто сокращаться и распрямляться.
Недоставало одного: чтобы Эддин по произволу мог их распускать наподобие
веера и хлопать ими.
Попади Эддин из дебрей Индии в какой-нибудь европейский город, он
смог бы показываться в любом цирке или ярмарочном балагане со своими
чудовищными ушами в качестве величайшей редкости.
Добавлю, что не знаю, в силу каких именно причин Эддин ни на
мгновение не оставался в покое. Вернее, его совершенно безволосая и
круглая, как бильярдный шар, голова с блестящими глазами все время
вертелась, нагибалась, поднималась, кожа на темени собиралась в странные
складки, а уши, уши... Эти уши порхали, словно два гигантских мотылька.
- Что слышал Эддин? - задал я вопрос, с величайшим трудом
удерживаясь от смеха, душившего меня.
- О, саиб! Он слышал вздох великого раджи Баккани.
- Вздор. Великий раджа Баккани, говорят, умер семьсот лет тому
назад. Кости истлеть успели.
- Это ничего не значит, саиб. Мы, бедные индусы, разве мы знаем,
есть ли легкие и печенка у духа великого раджи.
- Эддину просто приснилось, будто он что-нибудь слышал.
- О нет, саиб! Разве Эддин мог спать, когда у него были открыты
глаза?
- Мне нет никакого дела до всей этой чепухи. Я остаюсь. А вы можете
удирать, если вам угодно!
- Но саиб не лишит нас заслуженной нами за нашу самоотверженную
храбрость награды?
Тут я уж не выдержал и расхохотался.
Минуту спустя от моих телохранителей и след простыл, и я остался в
полном одиночестве.
Едва прошло еще четверть часа, как и я почувствовал себя немногим
лучше, чем, должно быть, чувствовал себя сам длинноухий
"самоотверженно-храбрый" Эддин: я явственно расслышал неимоверно
глубокий и как будто печальный вздох, словно вырвавшийся из самых недр
земли, затем какое-то неясное бормотание, а потом звон цепи.
Да, да, ошибки быть не могло.
Кто-то, и по всем признакам, совсем недалеко от меня, шел, тяжело
ступая, как будто шаркая старческими ногами, и на ходу волочил тяжелую
цепь, которая звенела, ударяясь о камни. И каждый шаг сопровождался
глубоким, печальным вздохом и бормотанием.
Мною овладел самый дикий, малодушный страх. Позабыв о том, как я
смеялся над суеверными индусами, я сам ринулся в паническое бегство,
позабыв обо всем в мире, оставив на произвол судьбы мой мольберт,
громоздкую и тяжелую шкатулку с красками, огромный зонт - все
решительно.
И опомнился я только тогда, когда находился уже поблизости от
поселка.
На счастье, моего улепетывания от "духа" раджи Баккани и потери
всего моего имущества никто не видел. Я мог заявить преспокойным тоном,
что попросту окончил работу и оставил все мои вещи в развалинах, чтобы
не таскать их с собой завтра.
- Надеюсь, там их никто не тронет, - уверенным тоном сказал я
Мустафе.
- Если только духи развалин, саиб, не заинтересуются твоими вещами,
- отозвался старик, поглаживая бороду.
* * *
На другое утро мне стоило немалого труда заставить собраться в поход
моих храбрых телохранителей. Но пара пиастров помогла им побороть страх,
и мы отправились.
Можете себе представить мое удивление и негодование, когда я увидел,
что все мои доспехи разбросаны по поляне, на которой я вчера работал.
Мольберт - в одной стороне, зонт - в другой, этюды, сильно
испорченные, смазанные, - в третьей.
На мое счастье, каким-то чудом уцелела от разгрома шкатулка с
красками, как уцелело и большинство кистей. Таким образом, я мог
немедленно снова приступить к работе и в очень короткий срок исправить
попорченные этюды.
Но через час или два с нами повторилась старая история.
Эддин-длинноухий снова услышал издали вздохи великого раджи. Муззаффар,
и на этот раз уже без всяких предварительных переговоров, ударился в
бегство. За ним последовали все остальные храбрецы, предоставив меня
моей собственной участи.
На этот раз я лучше вчерашнего владел своими нервами и порешил
узнать, наконец, что за "дух" ходит, вздыхая, по развалинам былой
резиденции раджей Баккани.
И я увидел этого "духа".
Должно быть, около часа спустя после бегства моих храбрецов вздохи
раздались в моей непосредственной близости.
Тщетно я оглядывался, надеясь увидеть того, кто так жалобно
вздыхает. Кругом не было ничего видно.
Звуки были ясны, отчетливы. С того места, где я находился, сидя на
верхушке небольшого пригорка, было отлично видно всю покрытую
развалинами площадь, и в то же время я не мог различить ни малейшего
признака близости странно вздыхающего и позванивающего цепями существа.
- Кто?.. кто здесь? - сдавленным, для меня самого незнакомым голосом
крикнул я, вскакивая со своего походного стула.
В это мгновение случилось нечто совершенно неожиданное: в нескольких
шагах от меня из-под земли, правильнее, из-под густого полога ярко
окрашенной зелени, представлявшего полное подобие ковра в азиатском
вкусе, вдруг взвилось в воздухе нечто, напоминавшее чудовищно толстое
тело змеи, готовой ринуться на свою жертву, и в то же время раздался
трубный звук, перешедший в неясное, но явно раздраженное бормотание. Еще
миг - травяной и лиственный ковер разлезся по швам - и из какой-то ямы
появилась голова великолепного слона-гиганта.
Как окаменелый, стоял я, не имея сил шевельнуться, бежать, даже
прыгнуть. Страх перехватил судорогой мое горло. Ноги словно вросли в
землю.
А слон тем временем без всяких видимых усилий выбрался из ямы и, не
спуская с меня горящих ненавистью глаз, медленно подвигался ко мне,
волоча за собой на ходу правую заднюю ногу и длинную железную цепь,
которая, извиваясь змеей, колотилась о камни развалин и обвивалась
вокруг колонн и стволов деревьев.
Тут сознание опасности разогнало страх, парализовавший меня.
Вскрикнув, я ринулся искать спасения в бегстве, оставив на произвол
судьбы все мои художественные доспехи. В мгновение ока я выбрался из
территории развалин. На бегу я не оглядывался, да это было излишне, ибо,
даже не обладая длинными ушами Эддина, я все время слышал сзади себя
яростное пыхтенье и ворчанье шагавшего за мной лесного великана.
Сознавая, что на ровной местности состязание со слоном на скорость
может закончиться только невыгодно для меня, я инстинктивно начал искать
прикрытия, шныряя среди стволов деревьев и укрываясь за торчавшими
из-под земли здесь и там отдельными скалами. Вот на пути мне попалась
обрывистая стена скал, поросшая кустарниками и деревцами, укрепившими
свои верхушки в расщелинах. Миг - и я, как акробат, с непонятной для
меня самого ловкостью, забрался по отвесной почти стене на самый ее
верх, туда, где, по моим расчетам, слон ни в коем случае не мог достать
меня.
В самом деле, как ни пытался слон последовать моему примеру и
забраться на верх скалы, она оказывалась слишком крутой. Тщетно
вытягивал он свой змееобразный хобот, надеясь стянуть им меня вниз,
чтобы растоптать ногами или разбить о камни.
Несколько успокоившись сознанием своей безопасности, я вспомнил, что
со мной всегда находился великолепный маузер с коническими пулями.
В борьбе со слоном это оружие не может считаться особенно
действительным, но, за неимением другого, годилось и оно.
Тщательно прицелившись, норовя попасть в глаз, я выпустил в моего
могучего противника все пули, имевшиеся в магазине револьвера, потом
принялся переряжать его.
По-видимому, две-три пули попали в какие-нибудь чувствительные места
огромного слоновьего тела. По крайней мере гигант испустил не столько
яростный, сколько жалобный крик, опустил хобот и побежал в сторону
ходкой рысцой.
Прождав с полчаса и видя, что зверь не возвращается, я осторожно
спустился вниз со спасительной скалы и тоже рысью пустился по дороге в
поселок.
Там уже начали ходить разные слухи относительно драмы, будто бы
разыгравшейся в развалинах.
- Ты жив, саиб? - воскликнул радостно мой старый приятель,
"муффетар" Мустафа. - О, саиб! Моя душа, словно чаша с пенистым вином,
переполнена бурной радостью, и мои глаза не могут насытиться
лицезрением... Дай, о, саиб, моим старческим рукам прикоснуться к членам
благородного тела твоего, чтобы убедиться, что ты не призрак, о, саиб!
- Но какой наглый лжец этот Муззаффар, о, саиб! Он рассказал, что
видел, как призрак раджи в виде огненного столба пронесся по воздуху и
пожрал тело твое.
- Да успокоится душа твоя, о, великодушный и бескорыстный друг мой,
Мустафа! - ответил я ему в тон. - Но ты лучше скажи, что же теперь
делать?
- Ничего, саиб. Что же мы можем предпринять против явного одержимого
злым духом гигантского слона, который, к тому же, выскакивает из-под
земли, как... как настоящий призрак? Единственно, что мы можем сделать,
это дать знать на ближайшую станцию, - там всегда находится много
саибов-англичан, у которых имеются дальнобойные ружья. Англичане приедут
и убьют это дьявольское животное. Если только, конечно, оно состоит из
мяса и костей, как ты, саиб, уверяешь, а не из дыма и пламени, как
думают некоторые люди...
"Муффетар" в самом деле послал верхового гонца на ближайшую станцию,
и на следующее утро оттуда прибыл целый отряд охотников, желавших
помериться силами со слоном.
Из любопытства я и примкнул к ним, запасшись винтовкой.
Разбившись на несколько партий, охотники отправились на место
вчерашнего происшествия и очень скоро открыли тайну внезапного появления
слона из-под земли: там, где моим взорам представлялась сравнительно
ровная и гладкая местность, на самом деле на протяжении почти
полукилометра проходил большой крепостной ров, местами почему-то
переходивший в подземную галерею с гигантскими сводами. Ров этот
заканчивался у очень густых порослей. Очевидно, слон обитал в этих
порослях, а для визитов в развалины в качестве кратчайшего пути избрал
полуподземную галерею.
Но это обстоятельство теперь очень мало интересовало охотников,
стремившихся прежде всего разыскать лесного гиганта.
Однако слона найти в этот день нам не удалось. И только на следующий
день небольшой отряд индусов-загонщиков возвестил выстрелами и звуками
трубы, что мой враг отыскан. Но, увы! - охотникам не пришлось испытывать
сильных ощущений в борьбе со слоном. Он был уже мертв, от его огромной
туши шел невыносимый смрад, и над возвышавшимся горою туловищем роями
вились противные зеленые мухи, а кругом стоял стон от голосов
пожирателей трупов - голошеих коршунов-стервятников.
При нашем появлении коршуны лениво снялись с полуистерзанного ими
трупа лесного великана, но не улетели, а расселись тут же поблизости.
- Саиб, - дернул меня за рукав храбрый Муззаффар, - это ты убил
слона. Значит, тебе по праву охоты и принадлежат его клыки. Посмотри,
саиб, ведь его клыки позолочены.
В самом деле, чудовищно-огромные клыки убитого слона носили на себе
здесь и там следы позолоты.
"Муффетар" Мустафа разъяснил мне, что это означало: должно быть, в
старые годы - сто-полтораста лет или больше тому назад - этот слон был
любимцем какого-нибудь из индийских раджей. Очень возможно, что он был
боевым слоном, участвовал в жестоких и кровопролитных сечах или служил
радже в качестве палача. Потом ручной слон бежал, соблазнившись волей,
оборвав цепь, которою его привязывали на ночь в стойле. Сорвать всю цепь
он, разумеется, был не в силах, и много долгих лет он странствовал по
джунглям, волоча обрывок ржавой, но все же крепкой цепи за собой.
Так или иначе, но после этого приключения со слоном у меня
совершенно пропала охота изображать поэтические развалины храмов раджей
Баккани, и я вскоре покинул местность. На прощание я подарил "храброму"
Муззаффару никелевые часы.
Муззаффар очень гордился этим подарком и даже в моем присутствии
уверял других индусов:
"Эти часы мне подарил саиб в знак своего величайшего ко мне
расположения и признательности. Он подарил их мне за то, что я спас его
жизнь. Да, да. Именно за спасение собственной жизни он подарил мне эти
страшно дорогие часы".
________________________________________________________________________
М.Алазанцев. Грозный отшельник // Полосатый Эргени: Повести и рассказы
о диких животных / Сост. и вступит. ст. В.А.Потиевского; Ил. и оф.
А.Н.Сичкаря - М.: Правда, 1991. - ISBN 5-253-00330-4 - c.286-297
В библиотеку
На главную страницу
Обсудить на форуме