Фарли Моуэт. Проклятие могилы викинга
-----------------------------------------------------------------------
Пер. - Р.Облонская. М., "Правда", 1988 (Серия "Мир приключений").
OCR & spellcheck by HarryFan, 11 July 2001
-----------------------------------------------------------------------
На открытом всем ветрам льду озера в северной Манитобе, у замерзшего
скелета оленя-карибу топтались два ворона. Лисицы и волки оставили на
костях оленя вожделенные кусочки мяса, и вороны угрожающе теснили друг
друга, их сварливые голоса далеко разносились в предполярной тишине над
озером.
Росомаха, что кралась по мрачному лесу вдоль берега, вскинула тяжелую
голову и прислушалась. Крики воронов означали, что поблизости есть еда, и
росомаха свернула и пошла по льду на птичьи голоса.
На северном берегу озера, в густом высоком ельнике, принюхивалась к
холодному воздуху белая лайка. Она учуяла мускусный запах росомахи, и
шерсть у нее стала дыбом. Задрав морду, она вызывающе взвыла. Тотчас
вскочили на ноги и еще лайки - добрый десяток - и подхватили ее вой.
Среди деревьев, неподалеку от того места, где привязаны были собаки,
уютно примостился низкий бревенчатый сруб, уставясь двумя окнами на озеро
Макнейр. В доме этом Энгус Макнейр отложил книгу, которую читал вслух, и
подошел кокну. Минуту-другую он приглядывался к собакам, потом, мотнув
рыжей пиратской бородой, обернулся к трем мальчишкам, что выжидающе на
него смотрели.
- Нет, ребята. Собаки расшумелись не из-за оленя. Волки, может... а то
росомаха. Да вы не горюйте, карибу скоро пойдут назад этой дорогой, и у
нас опять будет свежее мясо.
Он уселся в самодельное кресло и продолжал урок.
Энгус Макнейр никак не походил на учителя. Это был рослый, крепкий
охотник, с лицом, точно высеченным из камня; в северных краях Канады он
жил с тех самых пор, как тринадцатилетним пареньком уехал с Оркнейских
островов. Классной комнатой служила хижина Макнейра, с низким потолком,
загроможденная всякой всячиной, пропахшая звериными шкурами, что
свешивались со стропил. Здесь три дня в неделю Энгус давал уроки. А в
остальные дни учитель и ученики обходили свои капканы, которые расставлены
были в окружности пятидесяти миль на север, восток, запад и юг.
Энгус читал, а его племянник Джейми, пристроясь на чурбаке подле
железной плиты, слушал. Голубоглазый, с резкими чертами лица и
взлохмаченной копной светлых волос, он склонился над лисьей шкурой,
растянутой на деревянной раме, и ловко соскабливал с нее тупым ножом
остатки мяса.
Рядом с ним, на краю широкой деревянной скамьи, сидел Эуэсин Мнуэсин,
сын вождя индейского племени кри, которое жило неподалеку, у озера Танаут.
Эуэсин был худощавый, смуглый, черноглазый и черноволосый, весь упругий и
гибкий, точно силок для кроликов.
Третий "школьник" был, несомненно, самый занятный из этой тройки. Его
приветливое скуластое лицо можно было бы принять за азиатское, если б не
большие голубые глаза да огненно-рыжие, спадающие на лоб волосы. Звали его
Питъюк. Был он сыном бродячего охотника англичанина по имени Фрэнк
Андерсон. Однажды зимой, много лет назад, Андерсон отправился за белыми
лисами в открытую тундру, к северу от озера Макнейр. Там он встретил
женщину из племени эскимосов и женился на ней. Незадолго до того, как у
них появился ребенок, Андерсон переходил озеро по уже непрочному весеннему
льду и утонул, так что сын его, Питъюк, родился и вырос среди эскимосов.
Книжка, которую Энгус читал сегодня мальчикам, очень их увлекла. В ней
рассказывалось о том, как в старину, задолго до Колумба, приплыли в
Америку норвежцы. Сегодня утром Энгус читал главу об экспедиции некоего
викинга, которая примерно в 1360 году приплыла в Гренландию, а оттуда,
вероятно через Гудзонов залив, - в Северную Америку. Дальше рассказывалось
о том, как в 1898 году в Кенсингтоне (штат Миннесота) нашли камень, на
котором была вырезана какая-то странная надпись. Оказалось, что это
рунические письмена. В древности ими пользовались скандинавы и другие
германские племена.
- Когда надпись расшифровали, - продолжал Энгус, - стало ясно, что ее
оставили восемь шведов и двадцать норвежцев, которые пустились открывать
неведомые земли, лежащие на западе. Надпись рассказывала о том, как
однажды они заночевали на острове посреди какого-то озера. Наутро они
отправились ловить рыбу, а десять человек остались охранять лагерь. Когда
рыбаки вернулись, они никого не застали в живых: все десять их товарищей
лежали убитые. Еще десятерых, говорилось в надписи, с самого начала
оставили охранять корабль: он стоял на якоре в четырнадцати днях пути от
места убийства. Надпись эта была высечена на камне в 1362 году.
Энгус поднял глаза от книги.
- Вот здесь нарисован этот камень со всеми знаками, - сказал он
мальчикам. - Смотри-ка, Джейми, а ведь они здорово похожи на те - помнишь,
на обломке свинцовой пластинки, которую вы с Эуэсином нашли прошлым летом
в тундре? Дай-ка ее сюда, Джейми, сейчас поглядим.
Джейми вскочил на ноги и с полки под стропилами достал обломок
свинцовой пластинки размером примерно в пятнадцать квадратных сантиметров.
Энгус положил пластинку на книгу, рядом с изображением Кенсингтонского
камня. Мальчики тесно обступили его.
- А ведь точно! Знаки такие же. Может, тайник, где вы нашли пластинку,
устроили те самые люди, которые вырезали письмена на камне. Эх, вот бы нам
прочесть эту надпись, а, ребята?
У Джейми заблестели глаза.
- Если надпись и правда такая же, значит, и все остальное в тайнике
тоже норвежское! За такое открытие наверняка большие деньги дадут!
- Деньги, конечно. Только если ваши находки и в самом деле норвежские,
они стоят куда дороже денег. Пожалуй, они помогут написать новую главу в
истории Америки. В общем, как наступит лето, пойдем к вашему тайнику... Да
только идти надо осторожно, не так, как вы тогда ходили.
Джейми и Эуэсин сделали вид, будто им совестно. Они отлично помнили то
путешествие: оно чуть не кончилось катастрофой. Они отправились в тундру с
охотниками племени чипеуэев и набрели на загадочный тайник, но слишком на
себя понадеялись, отстали от индейцев, на речных порогах потопили каноэ и
большую часть снаряжения. Несколько месяцев, пока в тундре свирепствовала
зима, им пришлось отчаянно бороться за жизнь. В конце концов им
посчастливилось встретить Питъюка с эскимосами его племени, только это их
и спасло.
Энгус закрыл книгу и бережно поставил ее на полку: здесь размещалась
вся его библиотека - десятка два изрядно потрепанных томов, которые он
берег как зеницу ока.
- На эту неделю урокам конец, - сказал он мальчикам. - Я буду стряпать,
а вы идите делайте свою работу.
Мальчики выбежали за дверь, а Энгус еще минуту-другую стоял у окна и
любовался на них. Питъюк колол березовые поленья, а Джейми и Эуэсин по
очереди работали ломом: пробивали в замерзшем озере прорубь. Энгус смотрел
на мальчиков и вспоминал, что привело их в его одинокое жилище.
Джейми приехал к нему три года назад из одного южного канадского
города: родители его погибли в автомобильной катастрофе, и у него не
осталось родных, кроме Энгуса. За эти годы Джейми из хилого, ни к чему не
приспособленного маленького горожанина превратился в крепкого подростка,
который в предполярном лесу чувствовал себя так же уверенно и свободно,
как родившийся здесь Эуэсин.
Эуэсин никогда не бывал южнее Пеликан Нэрроуз, всего в двухстах милях
отсюда; там, в школе при миссии, его научили хорошо говорить и читать
по-английски. Но Эуэсин жадно тянулся к знаниям, и, когда Энгус Макнейр
стал учить Джейми, Эуэсин без труда уговорил своего отца, Альфонса
Миуэсина, позволить и ему учиться у Энгуса и прожить у него зиму.
Третий ученик Энгуса, Питъюк, оказался здесь потому, что встретился
тогда в тундре с Джейми и Эуэсином. Эскимосы, с которыми кочевала мать
Питъюка, благополучно доставили двух спасенных мальчиков на юг. Но, уходя
к местам своих кочевий, они оставили Питъюка на попечение Энгуса Макнейра,
рассудив, что пора уже мальчику познакомиться с миром его покойного отца
Фрэнка Андерсона.
К тому времени как ящик был полон дров, а ведра - воды, у Энгуса поспел
обед. Он сварил вкусную похлебку из ячменя, сушеной оленины и жирной
свинины. Нарезал хлеб свежей выпечки, налил каждому по кружке крепкого
сладкого чая.
Мальчики обедали не спеша, строили планы летнего похода в тундру, к
загадочному каменному тайнику. За этим разговором они могли бы засидеться
дотемна - ведь зимний день в тех краях короток, - но Энгус вернул их к
действительности.
- Эй, ребята! От разговору мехов не прибудет. Нечего рассиживаться! Вам
еще сегодня надо привезти хороший груз шкур. Коли собрались идти к землям
эскимосов, понадобятся новые каноэ и всякое снаряжение, а на это нужны
деньги.
Энгус первым встал из-за стола, натянул свою огромную парку, оленьи
рукавицы и мокасины. Потом взвалил на плечи тюк и пошел к двери, мальчики
поспешили за ним.
Джейми непременно хотел отъехать первым, он кинулся к своим нартам
(узким саням, которые так любят звероловы), бросил на них свой тюк и мигом
отвязал собачью упряжку. У него было три лайки. Двух, маленьких и
мускулистых, дал ему дядя. А третью - крупную, белую, по кличке Зуб, -
Эуэсин и Джейми нашли в тундре: этот Зуб и еще один пес отстали от
эскимосов.
Во дворе поднялся отчаянный шум - выли собаки, кричали ребята. Первым
справился с упряжкой Питъюк; он громко, задорно попрощался с товарищами,
прыгнул на свои длинные эскимосские сани, и они, кренясь набок, покатили
по льду озера к югу. Джейми и Эуэсин чуть замешкались. А когда выехали на
лед, упряжки их поначалу шли голова в голову, стараясь обогнать друг
друга. Но вот Джейми закричал: "Давай! Давай!" - и его упряжка послушно
свернула влево, к восточному краю озера.
Ребячьи упряжки уже мчались во весь опор, а Энгус все еще обстоятельно
запрягал своих собак. Глядя, как бешено несутся тобогганы [тобогган - сани
без полозьев, передок загнут, вместо бортов натянута шкура или береста;
канадские индейцы перевозят на них грузы] и нарты, он улыбнулся и покачал
головой.
- Джульетта, голубка, - говорил он, затягивая постромки на брюхе своего
вожака, - видала, какие проворные ребята? Что твои барсуки.
Джульетта заскулила в ответ и натянула постромки, давая другим собакам
знак трогаться. Неторопливо, степенно она вывела упряжку на лед, и
тобогган Энгуса свернул к северу.
Последний завиток голубого дыма поднялся из старой черной трубы, истаял
в небе, и вокруг воцарилась морозная тишина январского дня.
2. ХОЛОД, КОТОРЫЙ УБИВАЕТ
Следующие четыре дня, пока Энгус и мальчики объезжали капканы,
безмолвие дома нарушалось лишь резкими криками соек, слетавшихся на
отбросы. Только под вечер четвертого дня из трубы к голубому, чуть
затуманенному небу вновь поднялся дым. Перед дверью дома в свежевыпавшем
снегу стояли нарты Эуэсина, а собаки, уставшие от последнего
тридцатимильного перехода но рыхлому снегу, тяжело дыша, развалились подле
своих бревенчатых конурок. Эуэсин гнал их вовсю: он непременно хотел
вернуться первым. Но едва у него успел закипеть чайник, как на пологий
берег озера стремительно влетела упряжка Джейми.
- Ты что это как долго? - насмешливо спросил Эуэсин.
Джейми не ответил. Посвистывая, он привязал вожака к дереву и снял с
нарт что-то большое и темное. Потом подошел к дому и небрежно бросил свою
ношу к ногам Эуэсина.
Тот присел на корточки и недоверчиво на нее поглядел.
- Илька! - восхищенно воскликнул он, поглаживая прекрасный темный мех.
- Я такую видел только раз в жизни. Где ты ее взял, Джейми?
- В куньем капкане, в ельнике, у моей избушки, где я ночевал вторую
ночь. Наверно, там их полно. Да только они не всякому даются, тут нужно
уменье.
Но Эуэсин не попался на эту удочку: он не мог оторвать глаз от ильки.
Ведь куница илька - одно из самых редких млекопитающих в здешних местах, и
притом самое ценное. Эуэсин торжественно внес ее в дом и положил на стол:
тут можно будет рассмотреть ее всю - от острой, совсем как у ласки,
мордочки до великолепного пушистого хвоста.
На дворе снова залаяли собаки. На сей раз они возвещали о прибытии
Питъюка. А в сумерки вернулся и Энгус.
Поездка у всех была удачная. Питъюк привез двух лис, куницу, трех
горностаевых ласок и норку. Эуэсин - двух норок и двух красных лисиц.
Энгус, у которого был самый большой участок, привез трех лис, двух норок,
ласку и выдру. У Джейми, кроме ильки, оказалась еще только красная лисица,
но илька одна стоила едва ли не всей сегодняшней добычи.
После ужина зажгли керосиновые лампы, и все принялись за работу.
Снимали шкуры, чистили их, распяливали, а тем временем рассказывали друг
другу, что интересного произошло с ними за эти дни. Эуэсин рассказал о
том, как, расставляя капкан, ступил одной ногой на тонкий лед, провалился
- пришлось поскорей развести костер и сушить мокасин, чтобы нога не
заледенела окончательно. У Джейми в одной избушке побывала росомаха и
съела все припасы, так что пришлось довольствоваться белой куропаткой,
которую он подстрелил из ружья. Питъюк повстречался с двумя
индейцами-чипеуэями: с зимней стоянки в лесах у озера Кэсмир они держали
путь на юг, к фактории на озере Оленьем. Но самая интересная новость была
у Энгуса: он видел свежие следы карибу.
Как всегда, ранней осенью началось передвижение оленей-карибу, они ушли
из тундры и укрылись в лесах Но главные стада миновали озеро Макнейр всего
за какую-нибудь неделю, свернули на запад и скрылись Однако, судя по
словам Энгуса, выходило, что они сделали круг - прошли на север, на восток
- и теперь снова двигаются на юг. Известие это взбудоражило всех: ведь вот
уже три месяца они ели только кроликов да куропаток, другого свежего мяса
на озере Макнейр не было.
Потолковали об оленях, и Энгус вновь заговорил о встрече Питъюка с
чипеуэями, или, как сами они себя называли, элделями (слово это означает
"едоки оленины").
- Зачем они двинулись на юг в такую неподходящую пору? - рассуждал он
вслух. - Они тебе не сказали, Питъюк?
Питъюк покачал головой:
- Я по-ихнему не говорю. Да только видно: они очень голодный и спешил
здорово. На нарты никакой мех нет, и у собак живот подвело.
- Чудной народ эти чипеуэи, - задумчиво продолжал Энгус. - Стараются
жить, как жили их предки сто лет назад, а ведь теперь так уже не
проживешь. В прошлом году они чуть не перемерли с голоду, а сейчас, может,
у них дела и того хуже. Да, к нам Альфонс Миуэсин собирается. Я
остановился у Танаутского озера, хотел его повидать, а он в это время
объезжал свои капканы. Твоя мать, Эуэсин, сказала, он скоро нас навестит -
верно, хочет знать, как твои успехи в ученье.
Альфонс Миуэсин появился еще раньше, чем его ждали. Назавтра в час
обеда собаки возвестили о приезде гостя, и через несколько минут на пороге
встал высокий сухощавый вождь племени кри. Под мышкой у него был какой-то
узелок, завернутый в оленью шкуру. Еле сдерживая улыбку, он протянул этот
небольшой сверток Питъюку.
- Моя дочка Анджелина думает, эскимосы не умеют шить хорошие сапоги, -
объяснил он. - Вот она тебе и посылает...
В свертке оказались две пары прекрасно сработанных лосевых мокасин,
искусно расшитых красными, зелеными и золотыми бусами. Питъюк очень
смутился, он держал в руках мокасины и не знал, что сделать и что сказать.
- Ну, Пит, попался! - весело воскликнул Джейми. - Уж если девушка кри
шьет парню мокасины - тут ему и конец. Правда, Эуэсин?
Эуэсин важно кивнул:
- Верно. Моя сестра еще никогда никому не шила мокасины. Теперь буду
следить за тобой в оба, Питъюк. Я ведь ей брат, помни!
Питъюк, весь красный, растерянно обернулся к Эуэсину, натолкнулся на
его суровый взгляд и крикнул в отчаянии:
- Меня зачем ругаешь? Я слова с ней не сказал.
Мученьям Питъюка положил конец Альфонс - он отвернулся от смущенного
парнишки и заговорил с Энгусом:
- Вчера утром я проезжал стойбище едоков оленины на Кэсмирском озере;
там женщины причитали по покойнику. Я хотел пойти в чумы, но старый вождь
Деникази остановил меня, сказал, что на них напала болезнь и уже есть
мертвые. Все больные; только он сам да несколько стариков здоровые и еще
охотники Пенъятци и Мэдис. Этих двух он послал на юг, к белым людям за
помощью.
Лицо Энгуса омрачилось:
- Плохие вести. А что у них за болезнь, ты знаешь?
- Легкими они болеют. Сперва горят в жару, а потом коченеют и помирают.
- Тогда и сомневаться нечего, - пробормотал Энгус. - Это грипп, дело
ясное. Видно, подхватили, когда ездили на рождество в миссию. - Он вскинул
голову и спросил с тревогой: - А как твое племя, Альфонс? Тоже есть
больные?
Альфонс помотал головой.
- Мои все здоровые. И я послал Деникази двое саней с вяленым сигом, а
то у них есть нечего.
- Да, знаю, ты всегда готов помочь, - сказал Энгус и положил руку на
плечо друга. - Но пускай твои люди больше к ним не ездят. Я позабочусь,
чтоб они не голодали. Для белых грипп не так страшен, для индейцев он
опасней. А у меня хорошие вести. Олени идут на юг. Капканы наши подождут.
А ты давай нам в помощь несколько твоих охотников, и мы с ребятами
заготовим мясо для племени Деникази.
Весть, принесенная Альфонсом, круто изменила жизнь мальчиков. И объезд
капканов, и уроки были отставлены. На другое утро все трое отправились к
северо-востоку от озера Танаут, в те места, где Энгус видел оленьи следы,
а Энгусу предстояло одному объехать все капканы и собрать всю добычу.
Энгус велел гнать собак без роздыха, а когда ребята настигнут стадо,
охотиться два дня и убить как можно больше оленей. Потом пусть нагрузят
нарты, все, что не поместится на них, спрячут понадежней и едут к стойбищу
едоков оленины. Он будет их ждать неподалеку и переправит мясо больным
сородичам Деникази.
Первого оленя мальчики повстречали на южном берегу Кэсмирского озера,
но, помня наказ Энгуса, поехали дальше, на северо-восток, по реке Кэсмир,
пока не оказались среди кочующих оленьих стад.
Они раскинули лагерь и два дня охотились на карибу, которые во
множестве сошлись там у несчетных мелких озер. Двое мальчиков прятались,
держа ружья наготове, а третий выезжал на своей упряжке на лед и гнал
перепуганных оленей прямиком на засаду.
К концу второго дня было убито и готово к отправке десятка два оленей.
Наутро молодые охотники двинулись к стойбищу Деникази; тяжело груженные
нарты двигались вверх по реке Кэсмир, потом выехали на широкий простор
Кэсмирского озера. У северного его рукава к небу поднимались тонкие
спирали дыма над чумами чипеуэев, что стояли среди чахлого кустарника
подле устья реки Касба.
Энгус встретил мальчиков на льду озера, на дальних подходах к стойбищу:
он давно уже с нетерпением их поджидал. Энгус помог им спрятать мясо на
крохотном островке - отсюда он сможет переправлять его больным и голодным
чипеуэям.
- Быстрей назад, ребята! - распорядился Энгус. - И завтра же
возвращайтесь с новым грузом, потому как я решил сам ехать на юг. Торговцы
и миссионеры не станут слушать Пенъятци и Мэдиса, а меня, может,
послушают. А если и от меня отмахнутся или не смогут помочь, я поеду еще
южней - надо поговорить с властями. Чипеуэям нужны врачи и лекарства. Они
очень тяжело болеют, и если мы не остановим эпидемию, она, пожалуй,
охватит весь край. Так вот, слушайте! Когда я уеду, вы сгрузите мясо на
лед в полумиле от их стойбища. Там кое-кто еще держится на ногах, они
приедут за мясом. Вам подходить к чумам нельзя. Но уж если у этих
несчастных все станет совсем худо, если все-таки придется идти в их
лагерь, туда пойдет только Джейми. Один! Поняли?
...Спустя два дня Энгус отвез последний груз мяса на стойбище чипеуэев.
Попрощался с мальчиками и пустился в далекий путь, почти за двести миль, -
на ближайшую факторию. А оттуда ему, быть может, придется проехать и еще
сто пятьдесят миль - до ближайшего крупного поселения.
Весь конец января и первую неделю февраля мальчики с помощью нескольких
охотников-кри трудились в поте лица, добывали пропитание для больных
чипеуэев. Они доставляли нарты с мясом, а другие кри возили к становищу
дрова.
Но пища и топливо - это было еще не все. Многие едоки оленины так
ослабели, что уже не могли ни разжечь огонь, ни сварить еду. Слег и вождь
Деникази, и, хотя он еще кое-как выползал из своего чума и отрубал куски
сырого мороженого мяса, он тоже день ото дня слабел. С каждым днем среди
островерхих, крытых шкурами чумов было заметно все меньше признаков жизни.
К концу первой недели февраля ребятам стало совсем невтерпеж. Они
приняли решение, и в тот же вечер объявили его в чуме Альфонса Миуэсина на
озере Танаут. Они молодые, здоровые, доказывали они Альфонсу, уж наверное
они не умрут, даже если и заразятся от чипеуэев. Так что решено: они
поедут в стойбище и будут ухаживать за погибающими чипеуэями. Не отпускать
же туда Джейми одного, горячо доказывали Эуэсин и Питъюк. Спорить с этим
было трудно: в одиночку там и в самом деле не справиться.
Альфонс и Мэри Миуэсин, в конце концов, с великой неохотой согласились.
- Мы будем каждый день привозить мясо и топливо, - сказал Алъфонс. -
Пусть духи крепко держат ваши жизни в своих руках, дети мои.
На стойбище ребята застали невероятную грязь и запустение. Уже много
недель ни у кого не хватало сил убирать чумы или хотя бы вынести мертвых.
Мальчики переходили из чума в чум и, подбадривая друг друга, делали свою
тяжкую и страшную работу. От всего, что открывалось их глазам, лица у них
каменели, их мутило, но решимость их не ослабевала. Чипеуэи - их друзья, а
на севере ради друга человек готов на все.
Скоро они начали одерживать кое-какие победы в битве с болезнью.
Гудящее пламя костров и крепкий мясной бульон прибавили сил тем чипеуэям,
кто уже переболел и остался жив. К концу недели больше двух десятков
мужчин и женщин перенесли кризис и стали выздоравливать, но почти столько
же больных умерли.
У мальчиков совсем не оставалось времени на отдых. Всю ночь напролет -
а зимние ночи длинные - двое обходили чумы, поддерживали огонь в очагах, а
третий, совсем уже без сил, сваливался и засыпал. И они думали только об
одном: когда же наконец подоспеет помощь? День за днем они вглядывались
вдаль: не появятся ли на другом берегу озера охотники Альфонса? Быть
может, с ними приедут наконец Энгус Макнейр и доктор?
Однажды, в конце февраля, Альфонс пригнал на обычное место сани с едой
и застал там одного Джейми. Как было условлено с самого начала, мальчик
стоял поодаль, шагов за полсотни, и сразу видно было - он совсем измучен,
вот-вот свалится в снег.
Альфонс поглядел на Джейми с испугом, но голос почти не выдал тревоги.
- А где остальные? - спросил он.
- Питъюк заболел, - ответил Джейми. - Эуэсин около него. Эуэсин здоров,
и я тоже. Когда придет помощь, Альфонс? Неужели от моего дяди все нет
вестей?
Красивое бронзовое лицо Альфонса потемнело. Он протянул к мальчику
руки, словно в досаде, что их разделяют эти пятьдесят шагов.
- Ты сильный, Джейми, - сказал он. - Так вот, соберись с силами - у
меня дурные вести.
- Энгус! - воскликнул Джейми. - Что с ним? Добрался он до Те-Паса?
- Он все сделал, как сказал, сын мой. Вчера вечером из Те-Паса приехал
вестник из племени кри, его полиция послала. Он привез тебе письмо от
полиции и еще одно известие. Когда Энгус добрался до озера Оленьего,
Пенъятци и Мэдис лежали больные. Их палатка стояла в стороне от фактории,
и никто к ним не подходил. Твой дядя начал за ними ухаживать. Мэдис выжил,
а Пенъятци умер. В фактории Энгус помощи не нашел и поехал дальше. Но
болезнь уже сидела у него в легких. В Те-Паса он приехал больной. Его
взяли в больницу и сперва думали - умрет. Но он жив, сын мой, жив! И он
послал тебе наказ через своих друзей кри. Вот что он велел тебе передать:
"Скажите ему, пускай поступает как знает. Он показал себя мужчиной, а
мужчина должен сам решать, как ему жить".
Альфонс замолчал и положил на снег плотный конверт. Потом отошел
подальше, а Джейми подбежал, схватил конверт, вскрыл и прочел:
"Те-Пас, провинция Манитоба. 18 февраля.
Джейми Макнейру. Озеро Макнейр, провинция Манитоба
Уважаемый сэр!
1. Должен сообщить Вам, что Ваш дядя, Энгус Макнейр, положен в больницу
в Те-Пасе, у него двустороннее воспаление легких с серьезными
осложнениями. По мнению врачей, он пролежит еще много недель, и если
вообще сможет вернуться на Север, то не раньше чем через несколько
месяцев.
2. Поскольку у него нет средств, его положили в палату для неимущих
пациентов.
3. Как нам известно, мистер Макнейр Ваш опекун. Поскольку он сейчас не
в состоянии о Вас заботиться, мне предложено довести до Вашего сведения,
что Вам надлежит возможно скорее явиться в Виннипег, в отдел
попечительства о несовершеннолетних.
4. Тем самым Вам надлежит приехать в Те-Пас с подателем сего письма,
констеблем Питером Моуисти. Вышеназванный отдел оплатит Ваш
железнодорожный билет до Виннипега.
5. Сообщите, пожалуйста, вождям Деникази и Миуэсину, что управление по
делам индейцев обсуждало вопрос об эпидемии и постарается, когда позволят
обстоятельства, послать к ним врача.
Сержант Роберт Оуэн, командир отряда в Те-Пасе".
Джейми дочитал письмо, и его обуяли возмущение и ярость. Кровь отлила
от его лица и взгляд стал суровым.
- Ты только послушай, Альфонс! - с горечью воскликнул он и прочел
письмо вслух.
Глаза вождя тоже загорелись гневом.
- Значит, пришлют доктора, когда позволят обстоятельства! - сказал он.
- Ну, тогда он увидит много могил, лечить будет уже некого. А ты как
решил? Что будешь делать, сын мой?
- Останусь здесь! - с жаром воскликнул Джейми. - Скажи констеблю
Моуисти, я буду в чуме Деникази, там пятеро больных чипеуэев. Хочет меня
забрать - пускай приходит туда.
- Не горячись, сын мой. Питер Моуисти сам из племени кри. Его не надо
бояться. Захочешь, он уедет на юг без тебя. Но только подумай как следует.
Сдается мне, полиция пошлет за тобой еще кого-нибудь.
- Тут еще о многом надо подумать, - уже спокойнее ответил Джейми. - Они
обращаются с Энгусом как с нищим. Я должен добыть денег, чтобы
позаботиться о нем: вдруг он еще долго проболеет. В сиротском доме я ничем
не смогу ему помочь, а ведь если я поеду в Те-Пас, меня уж наверно засадят
в сиротский дом. А если останусь здесь, буду промышлять пушного зверя,
и... и потом, есть еще сокровища викинга! За них наверняка дадут кучу
денег. И мы все равно пойдем за ними на Север! Это самый лучший выход,
Альфонс!
Альфонс подошел ближе, задумчиво кивнул:
- Пожалуй, ты прав, сын мой. Но помни, ты ведь белый. Значит, белые так
легко тебя не отпустят. Не забывай, они твой народ.
Джейми сжал кулаки, скомкал письмо, бросил его на лед. И сказал с
горьким вызовом:
- Мой народ? Ну, нет! Вы тут можете умирать, а они пальцем о палец не
ударят. Нет, Альфонс, это не мой народ!
Альфонс искусно перевел разговор.
- Тебе самому решать, - сказал он. - Дядя написал, чтоб ты сам решал,
как тебе поступить. Но вот что: если едоки оленины могут теперь обойтись
без вас, лучше бы перевезти Питъюка в вашу хижину - там его легче будет
выходить.
Упоминание о Питъюке сразу остудило гнев Джейми:
- Да, правильно. Чипеуэи теперь обойдутся и без нас, лишь бы вы
привозили им мясо и топливо. А Питъюк совсем больной.
На другое утро, когда Джейми и Эуэсин запрягали собак в нарты, из
своего чума вышел вождь Деникази. Он был еще слаб, но не сгибался под
холодным ветром. Молча смотрел он, как друзья осторожно положили Питъюка,
который от жара почти потерял сознание, на нарты Эуэсина и укутали
оленьими шкурами. Только после этого Деникази кашлянул, чтобы привлечь их
внимание, и, даже не глядя на них, пробормотал несколько слов.
- Что он сказал? - спросил Джейми: он не понимал языка чипеуэев.
- Сказал: мы будем здесь, - перевел Эуэсин.
- Вот так благодарственная речь за все наши заботы!
Эуэсин пронзительно взглянул на друга, и его всегда мягкий голос
зазвучал сурово:
- Иногда мне кажется, ты совсем нас не знаешь, Джейми. Зачем нужны
длинные речи? Что значат слова Деникази? Что пока в краю этом есть
чипеуэи, у нас всегда будут друзья. Разве этого мало?
Джейми смущенно вертел в руках постромку.
- Прости, Эуэсин, - пробормотал он. - Скажи ему, что мы рады были
помочь.
- А зачем говорить, Джейми? Он и так знает. Поехали.
Несколько минут спустя мальчики обернулись - старый вождь все стоял и
смотрел им вслед. Лишь когда они отъехали так далеко, что едва могли его
разглядеть, он повернулся и медленно пошел к неровному ряду чумов, крытых
оленьими шкурами. Многие чумы стояли теперь пустые, открытые всем ветрам,
а те, кто поставил их, безмолвные и застывшие лежали под тяжелым покровом
снега и ждали весны, когда земля оттает и примет их, и они обретут вечный
покой.
К обеим своим упряжкам мальчики подпрягли собак Питъюка и теперь во
весь дух мчались домой. Боясь заразить индейцев кри, они далеко объезжали
стойбища на озере Танаут, но почти все кри выходили из чумов и издали
махали им и кричали. Едва стемнело, нарты подкатили к озеру Макнейр.
Джейми и Эуэсин думали, что заброшенный на столько недель дом встретит
их запустением и холодом. Но что за чудеса - окна приветливо светятся!
Ребята быстро оглядели двор - нет, ни нарт, ни собак не видать. Что же это
значит? Ведь они уговорились, что не будут общаться с кри, пока Питъюк
окончательно не выздоровеет. А кто еще, кроме кри, мог зайти в их жилище?
Ответа долго ждать не пришлось. Собаки втащили сани со льда озера на
берег, отрывисто залаяли - и тотчас дверь распахнулась. На пороге
появилась девушка. В руке она держала керосиновый фонарь. Он освещал ее
миловидное лицо, и яркие отблески дрожали на ее длинных черных волосах.
- Анджелина! - поразился Эуэсин. - Что ты здесь делаешь? Сейчас же
уходи. Мы привезли Питъюка, он больной. Нам надо внести его в дом. Хватай
свои вещи и уходи!
- Вносите его скорей, - спокойно ответила сестра. - В доме все готово.
На плите горячий суп. И не командуй мной. Мама позволила мне приехать, и
отец сам привез меня сюда. Скорей несите Питъюка. Что вы стоите, будто к
месту примерзли?
Мальчики, изумленные до немоты, покорно внесли Питъюка в дом. Его
переодели, уложили на койку, накормили горячим бульоном и, лишь когда он
забылся тяжелым, лихорадочным сном, приступили к Анджелине с расспросами.
Она же мыла посуду, кипятила воду и не спешила отвечать: она чувствовала
себя хозяйкой положения. Только когда Эуэсин перестал покрикивать на нее,
как на маленькую, и взмолился - да объясни же наконец, что все это значит!
- она с улыбкой обернулась к мальчикам и все им рассказала.
- Ты забыл, Эуэсин, а ведь когда я училась в школе при миссии, там была
эта болезнь. Я тоже заболела, но скоро все прошло. Когда отец сказал, что
вы везете больного Питъюка, я спросила: а кто ж за ним будет ухаживать? И
мама поняла. Отец согласился и сегодня утром привез меня сюда. Хорошо, что
я здесь. Поглядите-ка на себя! Медведь и тот выгнал бы вас из своей
берлоги - от вас ужас как разит! Вот горячая вода, вот чистая одежда. Если
хотите ночевать в доме, а не за дверью, с собаками, тогда мойтесь!
Народам Севера не знакома ложная стеснительность, и Эуэсин покорился
неизбежному довольно кротко. В два счета скинул он с себя грязную одежду
и, блаженно вздыхая, стал мыться обжигающе горячей водой.
Но Джейми вырос в городе, и он просто не мог последовать примеру
Эуэсина. Под конец он взял бадью и пошел в неотапливаемую пристройку, где
хранилось все, чему не страшен мороз. Никто не сказал ему ни слова, когда
он выходил на холод, но, когда он, окутанный го