Б. Скубенко-Яблоновский
ВЫСТРЕЛ СОСТРАДАНИЯ
(сб. "Полосатый Эргени")
Москва: Издательство "Правда", 1991 г.
Составление и вступительная статья В.А.Потиевского
Иллюстрации и оформление А.Н.Сичкаря
OCR Dauphin, июнь 2002 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
I. ОЛЕНИ-ПАНТАЧИ
II. ЗВЕРОЛОВ ВЕЙ-ХА-ЛИН
III. ВАСЬКА НЕ ВЫДЕРЖАЛ
I. ОЛЕНИ-ПАНТАЧИ
Панты, неокрепшие молодые рога маньчжурских оленей, ценятся в Китае
очень дорого - от ста до четырехсот рублей. Из их жиров приготовляются
лекарства, имеющие, как утверждают китайцы, целебную силу и излечивающие
от многих тяжелых недугов.
Каждый олень ежегодно зимою сбрасывает свои рога, а весной у него
вырастают новые. Месяцы апрель, май, июнь являются временем добывания
пантов, когда студенистая масса рогов оленя еще обильно наполнена
кровью. Снятые рога высушиваются особым способом, который держится
китайцами в строжайшей тайне. Среди звероловов-китайцев есть специалисты
по приготовлению пантов, и их промысел доставляет им хороший доход.
Оленей-пантачей ловят в так называемые зверовые ямы. Эти ямы роются
на тропах, где ходит зверь, и бывают до трех метров глубины и до двух с
половиной метров ширины. Сверху ямы искусно прикрываются толстыми
ветками и корой и бывают совсем незаметны. На дне ямы вбивается длинный
заостренный кол. Падая в яму, олень натыкается на него и гибнет, мучаясь
иногда по нескольку часов.
Некоторые звероловы предпочитают добывать панты с живых животных;
такие панты ценятся особенно дорого, свыше 500 рублей.
II. ЗВЕРОЛОВ ВЕЙ-ХА-ЛИН
Весенний воздух сладким ароматом разливался по тайге; густая зеленая
трава была усеяна множеством душистых цветов. Всюду раздавалось
неумолчное птичье пение.
Я и мой спутник по Маньчжурской тайге, Васька-Медведь, прозванный
так китайцами-звероловами за огромный рост и громадную силу, сидели у
фанзы старого китайца-промышленника, издавна поселившегося в этих лесах
неподалеку от холмов Ялу-Цзяна.
Старый опытный китаец проживал в таежной глуши вместе со случайно
встреченным в лесных дебрях молодым звероловом Хын-Туном. Этот зверолов,
однажды избавивший старика от трех хунхузов меткими выстрелами из своей
винтовки, решил навсегда остаться в его фанзе. Старик привязался к
Хын-Туну, как к сыну.
Чего не могла сделать старость Вей-ха-Лина, то быстро и легко
совершала мощная сила окрепшей молодости Хын-Туна.
Все мы четверо, заливаемые яркими солнечными лучами, расположились
на круглой поляне. Атлет Васька-Медведь лежал врастяжку на земле и
благодушно покуривал из коротенькой трубки, правой рукой придерживая
свою неразлучную винтовку.
На ногах Васьки были надеты кожаные улы, а на голове широкополая
шляпа, сплетенная из соломы.
Вей-ха-Лин расположился у гранитного камня, оттачивая напилком
небольшую с длинными зубцами ручную пилку. Слышался визгливый, скрипучий
звук железа.
Хын-Тун - крепкий молодой маньчжур - тут же рядом старательно чистил
свою винтовку.
Я с Васькой-Медведем хотел пройти к потайным таежным приискам, где
старатели занимаются добычей золота хищническим способом. Меня
интересовала своеобразная таежная приисковая жизнь.
Ваську-Медведя все звероловы и приисковые артели лесных бродяг
встречали с почтением. Его огромная сила сразу внушала уважение. Был
Васька в общении и с некоторыми предводителями хунхузов, по временам
заглядывавшими в его укромную фанзу, и не раз получал предложение
вступить вожаком в шайку лесных разбойников. Но все уговоры ни к чему не
вели. Васька наотрез отказывался заняться рискованным промыслом.
- Я - охотник на зверей, - заключал Васька свои доводы, - а вы там
как хотите - ваше дело. Когда-то давно Васька вышел в тайгу из средней
России, да так и застрял в девственной глуши, увлекшись богатым зверовым
промыслом. Здесь было где развернуться силам великана.
Вей-ха-Лин продолжал оттачивать свою пилу.
- Ишь ты, азиат, - добродушно кивнул Васька в сторону старого
зверолова. - Пилку оттачивает. Живого зверя будет зубьями драть. Неужели
не противно тебе живого зверя пилить? Хорошо бы и с мертвого панты
снять. Так нет же, вот причуды.
Васька-Медведь прекрасно говорил по-китайски, а старик Вей-ха-Лин
недурно объяснялся на русском языке, научившись ему в бытность свою во
Владивостоке и в Харбине.
Вей-ха-Лин повернул свое старческое, сплошь изборожденное морщинами
лицо в сторону Васьки и сказал:
- Нас, китайцев, европейцы считают за диких и не признают наших
лекарств. Но напрасно они так самонадеянны. Они думают, что если мы едим
собак, лягушек, змей, кузнечиков, жуков, пчел, то не можем быть
искусными и мудрыми в приготовлении особых целительных снадобий. Однако,
если бы их лекаря имели в своем распоряжении приготовленное вещество
изюбровых пантов, многие люди не умирали бы у них преждевременно.
И старик снова продолжал старательно оттачивать напилком длинные
зубцы.
Дня через два после этого все мы четверо продвигались по извилистой
зверовой тропе к ямам, в которые часто попадали олени и которые старик
осматривал ежедневно.
Узкая тропинка прихотливо повернула влево. До ямы было недалеко.
Несколько сот шагов - и мы стояли у западни. В ней что-то было. На
это ясно указывало образовавшееся среди веток и травы отверстие.
Мы с любопытством заглянули в яму...
- "Ма-лу" (изюбр), - произнес Вей-ха-Лин.
С этими словами он быстро вытянул из-за пояса веревку, привязал ее
одним концом к стволу ближайшего дерева и стал спускаться в яму. За ним
последовал Хын-Тун.
На дне ямы беспомощно растянулось крупное грациозное животное.
Благородный олень при падении сломал себе передние ноги. Из шелковистой
шерсти на сгибе колен торчали наружу остро выпершие кости; все тело
изюбра тряслось от боли мелкой судорожной дрожью; обаятельно красивая
голова с темными, как ночь, агатовыми глазами то поднималась от земли,
то так же внезапно опадала. Задние ноги бессильно и торопко ерзали по
земле. Этим движением зверь выражал свой испуг перед людьми, пришедшими
покончить с ним.
Глаза животного слезились. Оно плакало - беспомощнее и немое. В
больших агатовых зрачках его светился кроткий печальный упрек.
Вей-ха-Лин поспешно взял в руки прикрепленную сбоку у пояса узкую
железную пилку и, нагнувшись к изюбру-пантачу, сказал Хын-Туну:
- Держи его за шею. Я буду пилить.
Стальные зубья пилы вонзились в череп изюбра и зашипели по кости...
Животное мучительно рванулось в сторону. Напрасно. В его шею впились
крепкие пальцы Хын-Туна.
Вей-ха-Лин невозмутимо пилил и пояснял молодому зверолову:
- Чтобы панты сохранили в себе всю чудодейственную силу
образовавшегося из крови студенистого вещества, надо спилить их вместе с
лобной костью у живого зверя. Если у мертвого, сын мой, - наполовину
уменьшится им цена... Целебные соки отхлынут из пантов в тело животного.
Ловко и быстро проделал Вей-ха-Лин операцию с лобной костью.
Несчастное животное с открытым черепом все еще продолжало жить и
мучиться. Белая студенистая масса мозга была обнажена. Изуродованный
изюбр издавал странный, тихий храп и трясся мелкой дрожью.
Хын-Тун приготовился покончить с животным, вынув из ножен острый как
бритва нож. Один, другой удар клинка - и мучения животного мгновенно
прекратились. Только большие прекрасные глаза все еще продолжали
смотреть куда-то, в пространство, поражая своей влажной ясностью. Но вот
и они стали меркнуть.
Выбравшись из ямы вместе с пантами, звероловы не без труда вытащили
крупную тушу изюбра, весившего до двухсот килограммов.
Задние ноги они отрезали и взяли с собой, а всю переднюю часть
отволокли далеко в сторону от ямы в густую чащу, чтобы запах
разлагавшегося мяса не отпугивал изюбров от тропы.
К прежним трофеям Вей-ха-Лина прибавился новый, только что снятый.
Васька сплюнул в сторону и сказал своим низким скрипучим басом:
- Не могу я так промышлять зверя, как они. Коли бью пантачей, так
только пулей. А у них - живодерня.
Я не мог не согласиться с Васькой. Вся операция, совершенная на моих
глазах, произвела на меня отталкивающее впечатление.
III. ВАСЬКА НЕ ВЫДЕРЖАЛ
В другой раз мы отправились с Васькой к потайным маньчжурским
приискам. Только с помощью Васьки я и мог проникнуть туда.
Дорогой мы неожиданно наткнулись на одну из ям-ловушек зверолова
Вей-ха-Лина. Трава и ветки, маскировавшие яму, оказались потревоженными.
Мы заглянули туда и заметили там изюбра, по счастливой случайности не
сломавшего ног и не попавшего на кол.
Животное заметалось в разные стороны. В яме оказался не один пантач.
В углу прижался наершившийся енот, а напротив него - лисица. Оба эти
зверя сидели смирно, не шевелясь, словно сознавая, что всякие попытки
выбраться напрасны.
Не успел я подумать о том, что надо сделать с изюбром, как
Васька-Медведь предупредил меня. На лбу сдвинулись морщины, в глазах
мелькнула сосредоточенная мысль.
- Избавим зверя от мучений, - решительно сказал он. - А то ведь
китайцы придут сюда, опять начнут пилить ему живому лобную кость.
И, вскинув винтовку, Васька пригнулся к яме, прицелился в зверя...
Раздался выстрел. Словно сраженный молнией, мгновенно грохнулся на дно
ямы высокий стройный пантач.
- Так-то лучше, - угрюмо кинул Васька.
Мы двинулись дальше.
Вешнее солнце радостно смеялось с ясного голубого неба; не успевшая
испариться на листьях кристальная роса лучилась всеми цветами радуги,
цветы и травы вливали в свежий воздух свое душистое дыхание...
Б.Скубенко-Яблоновский. Выстрел сострадания // Полосатый Эргени: Повести
и рассказы о диких животных / Сост. и вступит. ст. В.А.Потиевского; Ил.
и оф. А.Н.Сичкаря - М.: Правда, 1991. - ISBN 5-253-00330-4 - c.390-397
В библиотеку
На главную страницу
Обсудить на форуме