О ней я всегда вспоминаю с горечью, хотя даже имени ее не знаю. Для себя я привыкла называть ее Белой собакой, под этим именем она живет здесь, в моем рассказе. Да и было ли оно у нее когда-нибудь, настоящее имя?
Впрочем, хозяева у нее были. Деревенские алкоголики, живущие через несколько домов от нашей дачи. Собака почти все время лежала на улице, возле своего забора. Ее не любили: она часто облаивала прохожих, а иногда даже кусала. Я тоже ее не любила. Потому что однажды она бросилась на Элси и пыталась затеять с ней драку. Элси спас Бим. Он сбил Белую с ног и прогнал.
Я не любила ее, пока однажды не встретила на улице, далеко от ее дома. Собака бродила в поисках пропитания для себя и своих очередных щенков. Почему-то я впервые обратила внимание на то, какая она худая и грязная, вся в пыли. Она взглянула в мою сторону, и на мгновение наши глаза встретились. Странные у нее были глаза. Глаза загнанного зверя, затравленные, но в то же время… – умные, нет, даже мудрые, понимающие такие. Такие же умные, как у других собак. Как у Элси. Как у Бима. В общем, обычные собачьи глаза. Я остановилась, а она побежала дальше, принюхиваясь. Ей надо было думать о детях.
Я очень часто вспоминала о ней до того, как встретила снова. Собака пробегала мимо нашего дома. Я окликнула ее: «Эй, собака!» Она остановилась. И снова я взглянула ей в глаза. И почему-то начала разговаривать с ней как с человеком. Я рассказывала ей о себе, о своих собаках. А Белая села и внимательно слушала.
Она стала навещать меня. Почти каждый день она приходила к нашей калитке, усаживалась на другой стороне улицы и ждала, когда я выйду. Я выходила, и мы разговаривали. Да, именно «мы» и именно «разговаривали». Обо всем. Я пыталась подкармливать ее, но еду она почему-то брать не хотела. Иногда она позволяла осторожно себя погладить, я почесывала ее шею, а она клала свою лапу на мою руку и замирала.
Осенью мы уехали в Минск, а когда приехали снова, узнали, что Белой собаки уже нет. Ее застрелили. За злобный характер.
С тех пор прошел уже не один год. Но я часто думаю о ней. Чаще, чем мне хотелось бы. И всегда вижу ее глаза, в которых отражается душа. Добрая, готовая любить, но увы – не понятая и не оцененная. Впрочем, других собак, неспособных любить, и не существует в природе. Пониманием этого я обязана безымянной белой собаке. И всегда, когда я думаю о ней, у меня больно щемит сердце.